Аксель, Кри и Белая Маска

Саксон Леонид

— Ясно. Дальше.

— Ну, Дженни, в общем, решила, что круче этого уже и быть не может — хотя я бы на её месте ещё подумала. Но я понимаю, почему она клюнула. Две королевы сразу! И дёшево…

— Дешёвый сыр, между прочим, бывает только в мышеловке.

— Акси, — надула губки Кри, — ну что ты всё перебиваешь? Ты же обещал…

— Ну всё, всё, прости…И что было дальше?

— Дальше Дженни сказала мне, а я — вам всем. И все решили отдыхать, и отправились. Но перед самым приездом Дженни ей звонил Отто и заехал к ней домой — взглянуть на журнал. Дженни порылась, но не нашла его, как будто он растаял в воздухе…Хофа это, похоже, не удивило, он записал телефон Эльке и сказал: если что, он журнал найдёт и сам. А перед самым вылетом Дженни

из Мюнхена ещё успел ей позвонить насчёт того, что она ошиблась: в этом номере журнала ничего подобного нет. И в остальных за этот год — тоже. Хотя Дженни клялась и божилась, будто…не перебивай меня!!!..будто она никак не могла перепутать номер. Ведь она давно следит за «Ниво Нуар-007» и целым рядом других, не менее престижных…

— …мышеловок! — закончил Аксель. — Пойдём купаться?

— Сейчас… — Кри вытерла мокрые от сока губы салфеткой и, решительно глянув на брата, прошептала:

— Акси!

— Что?

— Ты же будешь с нами всё это время?

— Какое время?

— Пока мы отдыхаем…

— Я и так всё время с вами.

— Нет, Акси. Это не так. Ты есть, но тебя нет.

— Не понимаю… — буркнул Аксель, слегка краснея.

— Я хочу, чтобы ты ходил с нами на пляж. А не сидел у фонтана…И не думал о разных…посторонних и ненужных вещах. Вместо отдыха! Я…боюсь за тебя, — жалобно закончила Кри, и на ресницах у неё повисли слёзы. Шла бы речь о чём другом, Аксель уже давно обнял бы сестрёнку и расцеловал. Но сейчас, поняв её намёки, он только погладил Кри по плечу и вздохнул:

— Не волнуйся, Кри. Ты же видишь, я здесь. Больше я не буду сидеть у фонтана. — Она счастливо вздохнула. Затем опять нахмурилась.

— Акси…а зачем ты снова ходил на ту тропинку? Ты думаешь, ЭТО может ещё раз…

— Но ты же знаешь, что на самом деле ЭТОГО не было ни разу, — успокаивающе сказал Аксель, поднимаясь и разминая ноги. — Просто захотел и взглянул…Ну что, утопить тебя без маски?

И он утопил её столько раз, сколько ей хотелось — и даже два раза Дженни, которая потихоньку включилась в общий ритм, сделав вид, что забыла вчерашнее. Но Аксель уже достаточно знал её и, время от времени ловя её испытующий взгляд, чувствовал, что она ещё предъявит ему счёт. Тогда он вздыхал, думал о сегодняшнем вечере, на фоне которого, словно солнце, сиял злой осёл Агапито, и на душе у него становилось легче. Иногда даже так легко, что, спохватившись, он беспокоился, не заметно ли это, и напускал на себя в меру озабоченный вид.

Лишь один раз во время этого весёлого бархтанья мальчик снова помрачнел. Он вдруг испугался: а что, если шпионы Штроя, выследив его, Акселя, с Пепой — не нынче, так завтра! — похитят её, незащищённую, или околдуют? При этой мысли его охватил страх пополам с яростью. «Тогда я убью его, — подумал Аксель. — Да-да, я уже знаю, что это такое, и не отступлю, если придётся сделать это снова! Даже если во второй раз он больше не оживёт…и тогда он перестанет отравлять жизнь мне и тем, кого я люблю! И с Белой Маской всё правильно получилось. Кри права: надо отнять её у него, чтобы он трижды подумал, прежде чем…» — Эй, вы, а за ноги хватать нечестно! Ульп… — и с булькающим шумом Аксель сунулся в воду, чтобы спастись от атаки с обоих флангов. Море, солнце и удивительный воздух Сан Антонио потихоньку развеяли его мрачные мысли. Он был счастлив, как никогда.

Так прошёл день. А вечером, около восьми, Аксель невзначай обронил в кругу семьи, что неплохо бы вздремнуть, и удалился в свой номер. Вскоре он выскользнул оттуда — весь в белом. Мысленно…У него всё же хватило ума, отправляясь в конюшню, не наряжаться в лучшие одежды. Однако он особенно придирчиво выбрал футболку и почистил джинсы. Но, подумав, заменил их тёмными шортами: стояла изрядная жара.

Тихонько юркнув в патио, он прошмыгнул под самыми окнами, надеясь, что ни в одном из них не затаился Жоан с ушатом помоев. Осторожно выглянув на задний двор — нет ли там кого — Аксель с независимым видом проследовал к конюшне и замер у чуть

приоткрытой двери. Из сыроватой полутьмы доносились нервные всхрапывания и какое-то шебуршение: наверное, злой осёл Агапито даже Пепу с трудом выносит…Как бы он при виде Акселя не взбесился вовсе и не кинулся на людей! Но раз назначено — значит, назначено. Мальчик глубоко вздохнул и толкнул дверь.

Он ожидал услышать трубный ослиный рёв, однако конюшня ответила на его приход почти полным молчанием. Если не считать уже упомянутого шебуршения и чьих-то сдавленных всхлипов… Когда через несколько секунд глаза Акселя привыкли к полутьме, он увидел нечто невероятное. Обитатель конюшни — громадный каталонский осёл, не меньше метра шестидесяти в холке, тёмно-гнедой, с белыми обводами вокруг глаз и пасти, и с серебристо-белым брюхом — смирно стоял у себя в стойле и даже не думал буйствовать. У него нашлось занятие поинтереснее: положив морду на дверцу стойла, он злорадно разглядывал большими горящими глазами два катающихся перед этой дверцей тела. Жоан и Пепа, взлохмаченные, осыпая друг друга ударами и что-то шипя сквозь зубы, то ударялись боками о вход в стойло, то расшвыривали пятками валяющуюся рядом охапку клевера. Они, видно, дрались давно, и никто не мог взять верх, хотя Жоан был куда крупнее и с виду сильнее девочки. Наконец, войдя в раж и изловчившись, он сумел схватить её за горло, и та вся побелела, пытаясь оторвать от шеи его пятерню…

При виде этого зрелища в Акселе вдруг вспыхнула такая дикая, животная ярость, на какую прежде он никогда не считал себя способным. Заметив в углу увесистую, покрытую грязью и паутиной оглоблю, он схватил её и что есть силы взмахнул ею над головой Жоана. Промазать он не мог!..

— Не надо… — успел он услышать в последнюю секунду слабый хрип Пепы — и ударил. Этот хрип заставил его опомниться и напрячь руки, но удержать удар было невозможно. Конец оглобли расщепил толстую доску пола в миллиметре от виска Жоана. Тот вскинул глаза и, поняв, что был на волосок от мгновенной смерти, и что опасность далеко не миновала, вскочил и пулей вылетел из конюшни.

От запоздалого ужаса у Акселя подогнулись колени, и он мешком осел на измочаленный клевер рядом с Пепой. Оглобля со стуком покатилась восвояси…И несколько минут не раздавалось ни звука — только тяжёлое дыхание приходящих в себя детей да умиротворённые всхрапы злого осла Агапито. Наконец Аксель слабо проговорил, утирая со лба пот:

— Спасибо…

— Пожалуйста, — хрипло сказала Пепа, встав на колени и оправляя волосы. — Не делай так больше, ладно?

— Я…не понимаю, — жалко выдавил Аксель, кивнув. — Как я м-мог? Меня надо посадить в тюрьму, Пепа! Чтобы впредь неповадно было…Неужели я способен на всё?

— Ты же был не в себе, — она успокаивающе тронула его руку. Аксель почувствовал это прикосновение несмотря на бившую его дрожь — и дрожь усилилась. Пепа, быстро отдёрнув руку, встала, аккуратно подобрала клевер и, пошатываясь, скрылась в стойле. Через несколько минут чавканья, стука копыт и негромких окриков девочка вышла оттуда — почти такая же спокойная, как всегда — и покосилась на Акселя, который даже взглядом процедуру кормления не удостоил.

— Из-за чего вы дрались? — спросил Аксель, тоже вставая. И, поколебавшись, добавил: — Из-за меня?

— Вот ещё! — буркнула Пепа, чуть покраснев. — Он давно напрашивался. Тётя велит ему меня слушать, а этот дурень чуть что вольничает…

— Как это — вольничает? — вновь задохнулся от гнева Аксель. — Пристаёт? Пусть только попробует!

— Да нет, он, в общем, неплохой, — заверила Пепа, живо напомнив Акселю Кри, когда та пытается «сгладить углы». — Просто пришёл сегодня, хлебнув чего-то…это у него бывает, и больше я его покрывать не стану…и давай разоряться: иди, мол, отсюда, я сам буду осла кормить, а, может, ещё дела найдутся. Какие дела, говорю? А он: не твоего ума дело, поживёшь, дура, — узнаешь… Ну, я ему и за меньшее мозги вправляла, так что он своё получил! Только прежде он отвечать боялся, а тут…