Аксель, Кри и Белая Маска
Шрифт:
— А почему?
— Ну… он просторный, летом там прохладно, а зимой не дует…
— Но можешь ты выпрямиться на этом чердаке в полный рост, если встанешь в угол?
— Не могу, конечно…Там же скат, — пробормотал Аксель, поняв, куда клонит отец.
— Вот и соображай, — усмехнулся тот. — У всякого чердака свои скаты…
«Да! — решил Аксель, плюхаясь назад в кресло. — Спрошу у папы. Пусть объяснит мне, что творилось у этого Фауста на чердаке». И он уже направился к папиной комнате, держа книгу под мышкой, но остановился на полдороге. Нет. Не у папы. Папа книг, в общем,
Он постучался в дверь фрау Ренате и торопливо выпалил ей свои недоумения. Конечно, она поняла его с полуслова! Тем более, что теперь Аксель знал: это не просто его мама. Это дочь самого Гуго Реннера, поэта и волшебника, явно не уступающего ни в чём «сдвинутому» доктору! Выслушав его похвалу, фрау Ренате улыбнулась с явной гордостью за дедушку. Но тут же спросила:
— А ты дочитал «Фауста»?
— Нет…Я обязательно дочитаю, мам, но…объясни мне сейчас! Сразу.
— Хорошо, родной. И, между прочим, хоть я сама учила тебя всегда дочитывать книгу, а после судить о ней, но на сей раз даже неплохо, что ты не дочитал.
— Почему?
— Ну…потому, что доктор Фауст мог бы показаться тебе проще, чем он был на самом деле. И раз уж ты оказал дедушке Гуго такую честь, что сравнил его с Фаустом…хотя я считаю, он её заслужил! — горячо прибавила фрау Ренате. Аксель энергично закивал. А потом нетерпеливо спросил:
— И что?
— Дедушка Гуго тоже был не так прост.
— Я думаю! — воскликнул Аксель.
— Твой дед любил людей. Он хотел, чтобы все они были счастливы. — Фрау Ренате вздохнула и закончила: — Но он стал поэтом — как, думаю, и волшебником, — вовсе не ради них, а для себя.
Аксель испытующе посмотрел на мать: такого поворота беседы он не ждал. Но фрау Ренате не смутилась и не отвела глаз.
— Да-да, Акси! Не бывает, чтоб люди становились поэтами, художниками или кем-нибудь вроде них из чувства долга…Из чувства долга можно стать врачом в стране, где свирепствуют эпидемии, учителем в безграмотной деревушке. Но поэт — что-то совсем другое. Ведь мой отец даже не знал, что, когда он пишет стихи о деревьях у моря, они оживают и бегут к берегу купаться! Разве так напишешь по обязанности?
— Но при чём тут Фауст? — помолчав, спросил Аксель.
— При том, что оба они сначала очень сильно увлеклись чем-то для себя самих: Фауст — знаниями, Гуго — стихами. И только когда они почувствовали, что добились многого…очень многого…что им есть чем поделиться с другими…оба вспомнили о людях. Тут не за что судить, это нормально.
— И чем же он с людьми поделился, этот Фауст? — полюбопытствовал мальчик, с сомнением поглядывая на тёмный томик. — Чертями?
— Нет. Не чертями. Он решил осушить огромное болото и отдать эту землю своему народу. Но прежде, чем Фауст стал таким, он совершил много зла. Он погубил девушку, которая его любила, её мать, её брата и своего ребёнка от этой девушки…
— Ничего удивительного! — сказал Аксель, отбросив
— Нет, — снова повторила фрау Ренате. — Он не чудовище. Он человек, которому чёрт дал слишком большую власть над другими людьми. И Фауст не сразу совладал с нею…
— Ну ладно, ладно, — вздохнул Аксель. — Но я-то спрашивал тебя не об этом! Я спросил: почему Фауст не побоялся связаться с чёртом?
— Из любопытства, — улыбнулась мать.
— А?
— Из любопытства! Он так сильно хотел знать всё на свете, что в его душе уже не было места страху…
— А вот дедушка Гуго был получше его! — твёрдо заявил Аксель. — И власти ему никакой не надо было, и звёздным духом он согласился стать, чтоб делать людям добро. А когда понял, что другие духи и Штрой ждут от него зла — предпочёл умереть вместо этого!
Фрау Ренате тяжело вздохнула; она явно колебалась. Встала, прошлась по комнате, затем резко повернулась к сыну и посмотрела ему в лицо. Как похож он был сейчас на своего деда, её отца, чьи детские фотографии у неё хранятся…Нет, она не будет ему лгать!
— Твой дедушка, Акси, был замечательным человеком, и это бесспорно. Я первая заявлю об этом любому! Но я хорошо знала своего отца. Ему не нужна была власть над людьми, потому что у него уже была в руках другая, не менее огромная власть — над словами. И он понимал, что большей власти быть не может, что в голову ему приходят мысли, которым, как он однажды выразился, человеческая голова вредна для здоровья. А у Фауста ничего не было — одна усталость, да книжная, бесполезная, сухая учёность…Как можно судить, кто из них лучше, кто хуже?
— А его смерть? Его смерть? — запальчиво воскликнул Аксель. — Ведь подумай, он согласился заказать свою смерть, умер, заранее зная, когда это случится, и такой страшной ценой стал звёздным духом! У меня вот ни за что не хватило бы смелости…И не успел он воскреснуть, как снова выбрал гибель, чтоб не стать злодеем! Тут уж никакие Фаусты…
— Ну, если говорить всё до конца…
— Говори!
— То я думаю, что, как и Фауст, он связался с духами и с этим самым Штроем прежде всего из любопытства. А вовсе не из желания сделать кому-то какое-то особенное добро!
— Почему ты так думаешь? — пробормотал Аксель, смешавшись.
— Потому, что я его знала, — просто повторила фрау Ренате. — Великие люди, Акси, начинают действовать по тем же самым, а иногда и по более мелким причинам, чем люди обычные. Просто они идут в своих делах дальше других! Всем интересно, что творится там, за занавесом…за звёздами. За краем земли!
Она гордо вскинула голову.
— Но мало кому удаётся победить страх. И эти немногие стремятся туда не ради добра. Делать добро можно здесь, сейчас, в своём доме, своему соседу! Туда идут из великого любопытства, которое сделало Фауста учёным, а Гуго — поэтом. Не знаю…может, он думал, что, став звёздным духом, напишет такие стихи, от которых сами звёзды вспыхнут ярче! Вот это было на него похоже…Что же касается его смерти, то я как мать своих детей при всём желании не могу ставить его выше Фауста, — решительно закончила она.