Акселерандо
Шрифт:
Во времена седьмой декады вычислительная мощность Солнечной системы взлетела опять. Нанопроцессоры, в которые превращено больше половины доступной планетарной массы внутренней системы, связала сеть квантово-запутанных вычислений, настолько плотная, что один грамм современной умной материи теперь способен воспроизвести все возможные варианты жизни одного человека всего за несколько минут. Пришествие Слизня перевернуло прежние взаимоотношения с ног на голову – сама Экономика 2.0. встала перед угрозой устаревания и была принуждена мутировать в бешеную гонку на выживание. От нее осталось только название – простое обозначение, которым примитивный человечески-эквивалентный разум называет взаимодействия за пределом своего понимания.
Новейшее поколение послечеловеческих сущностей не проявляет столь явной враждебности к людям, как
Сирхан аль-Кхурасани презирает их отвлеченным презрением антиквара, увидевшего ловкую, но совершенно очевидную подделку. Но Сирхан еще юн, и презрения у него куда больше того количества, которому можно найти есть годное применение. А что делать? Это удобная отдушина для неудовлетворения. Много что не удовлетворяет его – взять хотя бы его семью, время от времени совершенно нефункциональную, скопление старых звезд, вокруг которых болтается по хаотическим траекториям энтузиазма и отвращения его планета.
Сирхан воображает себя философом-историком сингулярного века, летописцем непостижимого – и это было бы весьма неплохо, вот только все самые большие его прозрения исходят от Айнеко. Он то подлизывается к своей матери, которая сейчас стала настоящим маяком сообщества беженцев, то гневается на нее. Он то чтит отца, который недавно стал набирать силу как патриарх в движении Консервациониста, то пытается избежать его воли. Он тайно восхищался своим дедом Манфредом (хоть и немного обижался на него, но это не важно), но когда тот внезапно вернулся во плоти, планы Сирхана пришли в сумятицу. Он прислушивается к своей неродной бабушке Аннетт - она после многих лет, проведенных в теле обезьяны, тоже решила реинкарнировать в своем почти оригинальном теле 2020-х, и кажется, теперь видит в нем что-то вроде личного проекта.
И все они мало чем могут ему помочь прямо сейчас. Его мать занята предвыборной кампанией, призывающей поставить мир на уши, Аннетт помогает ей вести ее кампанию, дед пытается убедить его доверить беглому омару все, что ему дорого, а кошка избегает его и вообще ведет себя очень по-кошачьи.
Чего и говорить, непростая семейка.
***
Они перенесли имперский Брюссель на Сатурн целиком. Они построили карту десятков мегатонн зданий с нанометровым разрешением, и отправили ее во внешнюю тьму, чтобы там, на дне гравиколодца, перевоплотить на колонии-кувшинке. Более того, скоро за Брюсселем последует и вся остальная поверхность Земли, и поплывет с плотами-колониями по стратосфере гиганта, как яблочная кожура. А потом Зловредные Отпрыски вырежут из планеты сердцевину, и переработают ее всю в облако новоиспеченных квантовых компьютеров, чтобы присоединить ее материю к разрастающемуся мозгу-матрешке.
Из-за состязания за ресурсы в планирующем алгоритме фестиваля – а может, это просто замысловатая шутка – Брюссель теперь начинается сразу по ту сторону алмазной стенки пузыря, в котором разместился Бостонский Музей Наук, всего в километре лета почтового голубя. Так что, когда настало время отмечать день рождения (или именины? Кто знает, как называть этот праздник на синтетической поверхности Сатурна…), Амбер решила вытащить людей в свет ярких огней большого города.
В этот раз она дает весьма особенную вечеринку. Прислушиваясь к мудрому настоянию Аннетт, она арендовала ресторан Атомиум, и пригласила на событие целое толпу гостей. В какой-то мере это семейный загул - Аннетт обещала ей, что устроит сюрприз – но в ничуть не меньшей мере и деловая встреча - представление своей кандидатуры, публичный ход, имеющий целью рассчитать траекторию входа Амбер в главный
Не то, чтобы Сирхану хотелось присутствовать там - у него есть куда более важные дела. В первую очередь, конечно - продолжающаяся работа над сортировкой воспоминаний Айнеко о путешествии Выездного Цирка. Также он занят сравнительным анализом серии интервью с ресимулированными логическими позитивистами из английского Оксфорда (с теми из них, кто не впали в тотальный ступор, надежно узнав, что все их векторы состояния – члены множества всех множеств, которые не содержат самих себя [197] ), и все это – в свободное время от попыток как следует сформулировать и обосновать свое чувство, что сеть маршрутизаторов – всего лишь случайность, один из маленьких выкрутасов эволюции, а “внеземной интеллект” - это оксюморон.
197
Теория множеств – опора математики XX и даже XXI века. Множеством может быть объединение элементов по любому признаку – множество целых чисел, красных яблок, и даже множество всех множеств. Но пусть мы попытаемся составить К - множество всех множеств, не содержащих само себя в качестве элемента. Содержит ли К само себя? Если да, получаем противоречие с «несодержанием», но если нет – то получается противоречие с другим условием – по условию К содержит все множества, не включающие себя в качестве элемента, а значит, и самого себя тоже. Вероятно, человеческий разум не может осознать себя полностью, т.е. построить свою исчерпывающую модель в самом себе, и по этой логике – является членом множества K. Но если над этим не заморачиваться, это не сводит с ума.
Но Тетя Нетти крепче сжимает его руку и обещает, что если он пойдет на вечеринку, он, возможно, успеет на сюрприз. И нет, он не станет сожалеть о своей роли мухи на стене на предстоящей встрече Манфреда и Аннетт, ведь его ждет самый лучший чай из всего, что сделано в Китае.
Сирхан подходит к куполу из нержавеющей стали, скрывающему вход в Атомиум, и ждет лифта, встав в очередь за стайкой молодо выглядящих женщин. Худощавые красотки шуршат коктейльными платьями и красуются тиарами из немого кино 1920-х (Аннетт объявила темой вечеринки век элегантности, прекрасно зная, что это вынудит Амбер сосредоточиться на публичном облике), но мысли Сирхана где-то еще. Часть их занята параллельными интервью с ресимулированными философами (о, это замогильное “о чем невозможно говорить, о том следует молчать”!), часть - гоняет ремонтных ботов по трубам и воздушным рециркуляторам в музее, а сам он обсуждает с Айнеко результаты наблюдений инопланетного артефакта на орбите у Хендай +4904/-56 - и то, что остается, заботится о социальном присутствии не больше, чем выжатый лимон.
Лифт приходит, и пассажиры набиваются в него толпой. Сирхан оказывается зажатым в одном углу между пузырем светских смешков и клубом ароматического дыма, испущенным несуразной формы сигаретным мундштуком слоновой кости, и лифт взмывает на шестьдесят метров вверх, к смотровой площадке наверху Атомиума. Это десятиметровый металлический шар, соединенный спиральными лестницами и эскалаторами с четырьмя другими сферами, своими соседями по гигантской объемно-центрированной кубической ячейке, и когда-то она была центральным предметом экспозиции Мировой Ярмарки-1958. В отличие от большей части остального Брюсселя, Атомиум состоит из исходных атомов - из оригинального сплава, прокатанного и формованного еще в до-космическую эпоху – и он был за баснословную цену отправлен на Сатурн целиком. Лифт останавливается с легким толчком. «Ох, вы же меня простите?» - пищит одна из любительниц веселья, не удержавшись на ногах и опираясь на Сирхана.
Он моргает, краем глаза заметив ее черную копну волос и искусно наведенный вокруг глаз хроматофорный макияж. «Не за что». Где-то на фоне его сознания кошка нудит о незаинтересованности членов команды Выездного Цирка в кошачьих попытках декомпилировать их инопланетного попутчика, Слизня, и Сирхан чувствует отчаянное стремление понять, что же там происходило. Здесь есть ключ к пониманию страстей и слабостей его почти-матери, он чувствует, что в грядущем это окажется важным – и как же бессовестно его отвлекают!