Аксенов

Попов Евгений Анатольевич

Е.П.:Да, советским. Советским таким же был Копелев, например.

А.К.:Ведь Евгения Гинзбург была убежденной коммунисткой, троцкисткой…

Е.П.:Многие как еще рассуждали? Смешно же, товарищи, какие высшие силы? Есть законы природы, законы истории, а вы поклоны бьете… Но Василий-то Павлович другой был, вот в чем дело.

А.К.:А Вальтер был первым верующим, которого Вася узнал и сообразил, что можно быть благородным христианином, не будучи православным и не будучи малограмотным. Отсюда и началось движение в сторону экуменизма.

Е.П.:Не будучи малограмотным — это, кстати, очень важное соображение. Потому что если уж теперь можно услышать от какого-нибудь

батюшки в церкви, что католики или лютеране — это еретики и их вера неистинная…

А.К.:Ну вот, значит, смотри, с одной стороны, он додумался, что не обязательно христианину быть малограмотным, темным, очень простым человеком. С другой стороны — что христианин, глубоко верующий, может быть неправославным. То есть можно быть вполне интеллигентным человеком и верующим, и можно быть христианином и не обязательно православным. И это стало основой, на которую спустя целую жизнь легли впечатления и переживания его эмиграции. И вот в эмиграции, как мне кажется, Вася стал совсем близок к экуменизму, оказавшись вне современной православной русской культуры, вне возрождения религиозного, которое было в России, еще в Советском Союзе, в конце семидесятых — начале восьмидесятых, когда его уже здесь не было… А там он пришел в эмигрантскую церковь, а там люди не такие, как он, там люди простые, как его нянька, хотя многие — потомки князей и графов. Но они в мыслительном отношении в массе своей простые, как нянька, которая его крестила… А у него мощный ум, ему там, в такой церкви, среди таких прихожан… ну, не по размеру. И, конечно, все это вместе его подтолкнуло, я думаю, к экуменизму. Он ведь ходил, ты сам знаешь это, захаживал в католические храмы.

Е.П.:Но это уже в Штатах.

А.К.:Я и говорю — эмиграция.

Е.П.:А по возвращении, конечно…

А.К.:Он уже таким и остался.

Е.П.:Но, с другой стороны, вспомни, он дружил там, в эмиграции, со священником Виктором Потаповым.

А.К.:Да, отец Виктор Потапов… Ну, они работали вместе на «Голосе Америки». И Виктор Потапов священниками ортодоксальными, православными был обвиняем в экуменизме постоянно. Вообще большая часть интеллектуалов русской эмиграции стала экуменистической… Понимаешь, ну не могли они стоять в церкви и молиться истово рядом с какой-нибудь старой княгиней, а потом, идя от службы с ней, говорить о чем-то…

Е.П.:Позволь, позволь, но он же с восторгом описывал таких княгинь! В «Острове» и не только…

А.К.:А ты вспомни: с восторгом — и с иронией.

Е.П.:Ну, и с иронией, да, потому что…

А.К.:Потому что они безнадежно выпали из жизни.

Е.П.:Нет, с иронией — не в «Острове Крым», а в основном в американских своих книгах. Он их описывал даже в беседе со мной иронически, их лексику…

А.К.:А их нельзя без иронии описать, они прелестные очаровательные люди, но они, естественно, у современного человека вызывают иронию. Чудесные, благородные люди, но из времени выпали… Слушай, давай к теме вернемся. Если мы в целом разговор посвятили религиозности Аксенова, то, я думаю, будет правильным сделать такой вывод: Вася был безусловно верующий человек, христианин… Но Вася был очень небезупречный православный.

Е.П.:То есть, ты говоришь, безусловный христианин… А как насчет какого-нибудь буддизма по американской моде? И всяких восточных дел…

А.К.:Нет, нет, он ко всему этому относился даже не с иронией, а с такой злой издевкой.

Е.П.:Ну, уж не говорим об исламе, конечно же.

А.К.:К исламу у него вообще было тяжелое отношение, он был ярко выраженный антиисламист, это все знают, здесь мы ничего не открываем. Но нам об этом стоит здесь сказать, потому что это была проблема. Василий Павлович Аксенов и сам это заявлял, ну, может, прямо

не употреблял слова «антиисламист». У него теория была — довольно распространенная, он не открыл Америки — относительно того, что исламская цивилизация представляет угрозу европейской христианской цивилизации, вообще современному цивилизованному миру. Он об этом много раз писал, его в это много раз тыкали носом. Его не слишком корректное и даже по-писательски не очень складное выражение в одной статье — «муллы, пропахшие бараниной» — ему припомнили столько раз! Но… Но! Я хочу вот что сказать: это не было антиисламской позицией православного русского человека, предки которого веками знали, что если будет война, то она будет с басурманами, то есть с мусульманами в первую очередь. А у Аксенова его антиисламизм был позицией современного западного правого либерала… Вася был правым либералом во всем, и с этим ничего не поделать, и в его отношении к исламу было гораздо больше правого либерализма, чем религиозных соображений, потому что, как правильный экуменист, он всегда помнил, что Бог един, вот и всё.

Е.П.:А не хочешь ли ты сказать, что тут уже были элементы и вольтерьянства?

А.К.:Нет, здесь их не было. А насчет вольтерьянства… Вот вольтерьянство Аксенова — совсем особая вещь и с религиозностью, даже и с экуменизмом, соотносится сложно…

Е.П.:Но ведь вольтерьянство не прямая враждебность к религии…

А.К.:Прямая, прямая. Высказывания самого Вольтера достаточно вспомнить. И как Вася, человек верующий, мог восхищаться вольтерьянцами, Вольтером, и как он мог написать вольтерьянский, по-настоящему вольтерьянский до последней буквы роман, и какие психологические проблемы за этим стояли? Это очень серьезные вопросы. И, честно тебе сказать, у меня на них нет достойного ответа. Нет.

Е.П.:А как ты думаешь, у кого-нибудь есть достойный ответ на это?

А.К.:Да.

Е.П.:У кого же?

А.К.:Достойный в смысле логики — у завистников и недоброжелателей Аксенова, которых полно и теперь, когда уж земная зависть и недоброжелательство до него не доходят…

Е.П.:Пожалуй… Есть такие, которые и сейчас могут написать огромнейшую статью о его непоследовательности, о его легкомыслии…

А.К.:Нет, нет, даже не об этом, а о том, что он сам… не хочется говорить «позиционируя»… ну, предъявляя себя как верующий христианин, прославлял вольтерьянство, то есть настроение умов антирелигиозное, и самого Вольтера — между прочим, на мой взгляд, предшественника всех этих емельянов ярославских и демьянов бедных, воинствующих безбожников… Как сказано в одном известном тексте, распоротые брюха католических попов были подготовкой к гильотине. Это так и есть. А Вольтер призывал «раздавить гадину» — это о католической церкви…

Е.П.:Да, сложный это вопрос. А как думаешь, Василий Павлович смог бы это объяснить?

А.К.:Нет.

Е.П.:Ну, вот если бы он сейчас находился тут…

А.К.:Отвечаю тебе — нет.

Е.П.:Вот сейчас мы с тобой спрашиваем: «Василий Павлович, как ты так одновременно: человек религиозный, по крещению православный — и вольтерьянец?» Что бы ответил Василий Павлович на это?

А.К.:Вася человек был чрезвычайно умный, у него был мощнейший и быстродействующий ум. Он бы придумал что-нибудь.

Е.П.:Ну, это не ум, это остроумие, знаешь ли.

А.К.:Нет, вообще ум, он придумал бы целую…

Е.П.:Концепцию.

А.К.:Концепцию. Грех, конечно, так говорить, Васи нет, никто мне не ответит, но я полагаю, что эта концепция все равно не была бы убедительной, она не была бы до конца логична, понимаешь.

Е.П.:Понимаю, понимаю. А ведь мы в тупик зашли с тобой.

А.К.:Почему в тупик?