Актеры шахматной сцены
Шрифт:
Приведя этот эпизод в уже упоминавшейся книге, опытнейший международный арбитр Ю. Карахан далее писал: «Конечно, поведение Сахарова нельзя признать вполне этичным, но действия Замиховского, сознательно остановившего часы, показывают, что он признал себя побежденным и судьи правильно засчитали ему поражение».
Что ж, по-видимому, шахматная Фемида в данном случае действительно поступила правильно, но вот утверждение, что Замиховский «сознательно» остановил часы, представляется мне спорным. В восклицании Сахарова, повторяю, не было «игры», но затем он все-таки «заигрался». Не может, не должно быть
Собственно актерская игра может, как известно, проявлять себя в чрезвычайной сдержанности, когда, казалось бы, и игры-то никакой нет. Иногда это бывает искусством очень высокого класса. Вспомним хотя бы известного актера Жана Габена, который пользовался минимальным, но тончайшим набором выразительных средств.
В этом смысле практически все шахматисты в той или иной степени актеры, ибо почти каждый, за редчайшим исключением, старается (чаще всего безуспешно) скрывать свои эмоции, особенно в трудных позициях. Естественно, что многие пытаются по внешности противника выведать кое-какую информацию.
В газете «Советский спорт» был напечатан снимок, позволяющий судить, как важно иногда шахматисту просто взглянуть на своего не только нынешнего, но и возможного будущего соперника. Снимок запечатлел двух участников полуфинального соревнования претендентов на мировое первенство, игравших на сцене Центрального Дома Советской Армии летом 1968 года, и чемпиона мира Петросяна, осторожно выглядывавшего из-за кулис, чтобы хоть мельком взглянуть на партнеров, один из которых мог стать его соперником. Петросяну было мало того, что он в пресс-центре всласть пообсуждал игру претендентов, – он не мог преодолеть соблазна окинуть их любопытным взглядом.
Насколько важно было Петросяну видеть за игрой своего потенциального соперника, можно судить по тому удивительному факту, что в 1965 году он не поленился съездить в Тбилиси, где в финале соревнования претендентов встречались Спасский и Таль.
Гроссмейстер Крогиус, психолог по профессии, специально исследовал эту проблему. Оказалось, что восемьдесят из почти ста опрошенных гроссмейстеров и мастеров ответили, что извлекают несомненную пользу от наблюдений за внешним проявлением эмоционального состояния противников.
А проявления эти бывают самые разные. Вот почему, готовясь к партии с сильным противником, шахматисты часто изучают не только особенности его стиля, но и свойственные только ему приметы внутреннего состояния. Так, многие в момент опасности чаще всего бледнеют, а Таль, напротив, бледнеет как раз тогда, когда готовится завязать решающее сражение. Когда позиция хорошая, тот же Петросян, например, складывал руки на груди и прогуливался по сцене, слегка покачивая плечами. Смыслов в боевом настроении как бы ввинчивает фигуры в доску. Гуфельд ставит фигуры точно в центр клетки. Стоит, однако, позиции Гуфельда испортиться, как «точность попадания» резко падает. У Кереса, который всегда был образцом хладнокровия и выдержки, в критические моменты краснели уши.
Крогиус приводит рассказ
Практически у каждого шахматиста, и это вполне естественно, волнение, положительные или отрицательные эмоции так или иначе обязательно проявляют себя. И тот, кто умеет расшифровывать эти проявления, получает возможность распознать психическое состояние противника в каждый данный момент.
Петросян, например, рассказывал мне, что в тринадцатом туре соревнования претендентов, проходившем в 1962 году на острове Кюрасао, он в партии с Фишером применил старинную и очень редко встречающуюся систему – так называемый вариант Мак-Кетчона. Петросян рассчитывал не столько на достоинства варианта, сколько на психологический эффект: он знал, что Фишер (тогдашний, образца 1962 года!) не очень уверенно ориентируется в незнакомых позициях.
Увидев, что Петросян избрал неожиданное и трудное для себя начало (и уж, конечно, сделал это неспроста!), Фишер даже обиженно взглянул на соперника. Петросян не без удовольствия перехватил этот взгляд и мысленно поздравил себя с психологической удачей – «тайное оружие» уже сработало, даже если Фишер и найдет сильнейший ответ. Итак, партия только началась, а один из партнеров уже был огорчен, а другой – доволен. Конечно, не только и не столько это предопределило результат, но какую-то роль в победе Петросяна эта маленькая психологическая диверсия, наверное, сыграла…
Любопытно, что даже когда шахматисты абсолютно не думают о публике, и тогда они помимо своей воли создают тот или иной образ. В этом смысле одним из своеобразнейших актеров шахматной сцены был Александр Толуш. Я бы назвал его рыцарем без страха и компромисса. Не ведавший страха, более того – презиравший «благоразумных», шахматист резко выраженного наступательного стиля, он всегда был за доской замкнут, суров, даже угрюм. Борьба, в которой у него была одна желанная цель – атака, ради чего он не останавливался перед любыми жертвами, поглощала его целиком.
Толуша побаивались все. Хотя он так никогда и не стал чемпионом страны, но разгромить мог любого. В одном из чемпионатов страны – в 1957 году немолодой уже Толуш был как никогда близок к заветной цели. На финише он мощным рывком сравнялся с лидерами – Бронштейном и Талем. Поскольку Бронштейн без особых коллизий закончил свою встречу вничью, судьба чемпионского звания решалась в партии Таль – Толуш.
Судьба жестоко обошлась с Толушем, для которого этот турнир был лебединой песней: черными он должен был вести защиту против еще более искусного, чем он сам, мастера атаки. Чтобы вам лучше было понятно, насколько чуждым какой-либо игры на зрителя был Толуш и вместе с тем какой привлекательный образ отважного рыцаря он создавал, я приведу воспоминания об этой партии главного очевидца – Михаила Таля.