Актея. Последние римляне
Шрифт:
Его холодный взгляд смутил ее, и она сказала насмешливым, но не совсем естественным тоном:
— Я послала за тобой, непобедимый стоик, чтобы просить у тебя… Ты не догадываешься, что?
— Нет, — сухо отвечал Тит.
— Если бы поцелуй, ты бы отказал?
— Да.
— А между тем, — воскликнула она печальным то-: ном, — мои губы оказались достойными императора. Но я старею и становлюсь безобразной, и грубый центурион может безнаказанно оскорблять меня.
Она заплакала, но осторожно, чтобы не повредить своей
— Ты посылала за мной, госпожа, — сказал он нетерпеливо. — Чего ты требуешь?
Поппея отвечала таким вызывающим взглядом, что солдат покраснел. Она заметила это и расхохоталась.
— Садись здесь, — пригласила она, подвигаясь на ложе, но Тит отказался. — Воин, — воскликнула она, — ты можешь смеяться надо мной, но обязан повиноваться. Я императрица и приказываю тебе сесть рядом со мною.
Тит исполнил ее приказание с отвращением, которого не старался скрыть. Она взяла его за руку.
— Ах, Тит, счастлива та женщина, которая приобретет такого смелого и верного любовника.
Говоря это, она подвинулась к нему и положила голову на его плечо.
— Я пришел сюда, госпожа, за твоими приказаниями. Сообщи мне их, и я уйду.
— Приказаниями! — сказала Поппея. — У меня нет никаких приказаний для тебя. Ведь если бы я приказала тебе любить меня хоть вполовину так, как ты любил еврейку, ты бы не послушался. Я не отдавала твоей возлюбленной на съедение зверям, — продолжала она. — Я солгала, сказав это. Это дело Цезаря. Он задолжал еврею и расквитался с ним этим способом.
— Ты обманываешь, — сказал Тит, Он хотел встать, но она схватила его за руку;
— Ты крепко любил ее, если решился биться за нее с дикими зверями и притом на глазах всего Рима. Не знаю, любил ли меня кто-нибудь так сильно. Я думаю, что Цезарь ревнив. Если бы он увидел нас в этой позе, — она обвила рукой его шею, — то, вероятно, убил бы тебя.
Тит оттолкнул ее руку и сказал:
— Я воин и друг Цезаря.
— Ты друг Цезаря? — повторила она. — Я не думала, что у Цезаря может быть хоть один друг в целом мире.
Тит твердо взглянул на нее и повторил:
— Я друг. Цезаря и не хочу быть игрушкой его жены.
— Хороша игрушка шести футов ростом. Ты годишься в воины, но не в любовники. Какова скромность! Воображать, что императрица мечтает о такой игрушке.
Тит, чувствуя себя не в силах скрыть свое смущение, хотел выйти из комнаты, а Поппея, откинувшись на ложе, провожала его насмешливым хохотом. Но она еще не собиралась отпустить его.
— Поди сюда, нежный, простодушный юноша, — воскликнула она. — Поди сюда, мне нужно тебе сказать два слова. Если бы сегодня ночью Поппея Сабина предложила тебе императорский венец, согласился ли бы ты вознаградить ее хоть одним поцелуем.
— Ты смеешься надо мной, госпожа, — отвечал он.
— Я не смеюсь над тобой, Тит, — возразила она. — Но куда ты собираешься
— В цирк с Цезарем.
С минуту Поппея молча смотрела на него, потом воскликнула серьезным тоном:
— Обещай мне не ходить сегодня в цирк.
— Я не могу этого обещать, — отвечал он.
— Обещай, обещай, — повторила она настойчиво, — и, может быть, сегодня же вечером я буду в состоянии потребовать от тебя поцелуя, о котором говорила.
Он подумал, что она забавляется, и вышел из комнаты со словами:
— Я воин Цезаря и повинуюсь ему.
Бешенство мелькнуло на лице Поппеи подобно черной тени; она ударила кулаком по ложу. Она по-прежнему сидела спиной к соседней комнате и вновь не заметила, что занавеска зашевелилась.
Выйдя на лестницу, Тит наткнулся на Нерона. Император был бледен, углы его рта подергивались, и глаза светились недобрым светом. Молодой центурион хорошо знавший его, заметил эти признаки, предвещавшие — припадок бешенства.
Тем не менее он был более чем обыкновенно спокоен и ласков.
— А, мой центурион! — воскликнул он, когда Тит почти наткнулся на него.
Эти слова прозвучали точно эхо и только увеличили смущение Тита. По-видимому, Нерон не заметил этого и, положив руку на плечо центуриона, пошел с ним в коридор.
— Ты был у императрицы? — спросил он.
Центурион кивнул.
— Вы, вероятно, говорили о беспорядках во дворце? Какие-то негодяи забрались ночью в большую беседку озера. Поппея велела тебе исследовать это дело?
Тит молчал.
— Или, быть может, — продолжал Нерон, — она говорила о моей безопасности, просила тебя охранять меня на пути в цирк?
— Императрица говорила о цирке, — пробормотал Тит.
Нерон лукаво, но ласково взглянул на него и неожиданно спросил:
— Как ты думаешь, любит меня римский народ?
Тит уклонился от прямого ответа, но довольно неловко.
— Я воин, — сказал он, — и мало знаю о народе.
— Наивный малый, — засмеялся Нерон, — вот Сенека, так тот бы ответил: «Любовь черни в глазах мудреца то же, что ветер, который бывает теплым, когда дует с юга, и холодным, когда дует с востока». Или: «Тот, кто заслужил одобрение собственной совести, не обращает внимания на одобрение других».
Тит благоразумно промолчал.
Минуту спустя Нерон воскликнул тем же насмешливым тоном:
— А все-таки сказать, что у Цезаря нет ни единого друга в целом мире, — это слишком!
Несмотря на свое самообладание, Тит вздрогнул, и Нерон, опиравшийся на его плечо, не мог не заметить этого… Он пробормотал что-то в ответ, а император продолжал:
— Ты, например, друг и воин Цезаря.
Тит ничего не ответил, а Нерон продолжал холодным тоном:
— …Друг и воин Цезаря, и ни предложение императорской власти сегодня вечером, ни поцелуй царицы любви не могли поколебать твою преданность.