Актриса года

Кейн Джон

— Ну сама посуди, — попыталась использовать другую тактику Эмбер. — Ты просто не можешь жить здесь, раз меня выдвинули на премию. Это все испортит.

— Почему? — спросила Шейна. — Боишься, что Джек Валенти этого не одобрит?

— Дело не в том, мама. У меня своя жизнь. А ты должна жить своей.

— Так значит, ты выбрасываешь бедную старую мамочку на улицу, обрекаешь на голод и холод?!

— Какой к черту холод! — вспылила Эмбер. — У нас тут морозов не бывает!

—

Не собираюсь шляться по улицам как бездомная собака, когда можно жить в доме с джакузи и газовым камином.

— Но образ жизни мы ведем совсем разный! — возразила Эмбер. — У меня работы по горло. Приходят нужные люди, богатые друзья, продюсеры, режиссеры. А ты чем весь день занимаешься? Хлещешь водку с тоником да смотришь ток-шоу.

— Кстати, Салли Джесси была сегодня просто великолепна, — сказала Шейна. — А тебе должно быть стыдно! Неблагодарная! Дочь ты мне или кто?

— Ты должна подыскать себе новое жилье, — сказала Эмбер, схватила с полки бутылку водки и вылила в раковину, смыв при этом пепел. — Даю тебе срок до конца недели.

— А у меня на это контрпредложение, — хихикнула Шейна. — Ты дашь мне двести пятьдесят тысяч баксов, и я отваливаю. А если не дашь, до конца дней своих будешь жить с мамочкой.

Глава 14

— Даже не знаю, как и сказать, — произнес сидевший рядом с Конни доктор Маервиц, — но я вынужден сделать это… Вы не сможете выступать на гала-концерте в Вашингтоне.

У Конни возникло такое ощущение, будто ей влепили пощечину палкой колбасы салями.

— Но это невозможно… — прошептала она, изо всех сил стараясь казаться спокойной.

— Увы! Боюсь, что дело обстоит именно так, — мягко заметил врач.

— Но я уже дала согласие. И об этом повсюду раструбили. Я должна, я обязана выступить.

— Если вы сделаете это, за последствия я не отвечаю.

— Какие последствия?

— Повреждение голосовых связок…

— Но не настолько же это серьезно, чтобы…

— Крайне серьезно, мисс Траватано, — возразил доктор Маервиц. — Вам нужно минимум две-три недели на восстановительный период.

— Неужели вы не понимаете?! — воскликнула она. — Я не пела на публике десять лет! Мои поклонники, весь народ, весь этот чертов мир только и ждет, чтобы я спела «Боже, храни Америку» перед президентом США и ветеранами вьетнамской войны. И если я откажусь… это будет… предательством. — Конни не стала упоминать о том, что в связи с этим может лишиться премии.

— А нельзя ли… э-э… спеть под фонограмму? — спросил врач.

— Под фонограмму? — изумилась Конни. — Но я никогда не записывала исполнение этой песни. Вы, видимо, путаете меня

с Кейт Смит.

— Нет-нет, я знаю, вы замечательная, великая певица, — забормотал врач. — И хочу, чтобы вы ею и остались. А потому не рекомендую выступать на следующей неделе в Вашингтоне.

— Но послушайте, — не унималась она, — о чем, собственно, идет речь? Это что, простуда, ангина? Неужели нельзя выписать какой-нибудь антибиотик? Попринимаю таблетки несколько дней и как раз к следующей неделе…

— Все обстоит куда серьезнее. Повреждение носит чисто травматический характер.

— Но в чем причина? — спросила совершенно ошарашенная Конни.

— Не знаю, — ответил доктор Маервиц. — Единственное, что для меня очевидно, так это то, что ваше горло и голосовые связки подверглись сильнейшему растяжению. Нормальное пение, даже громкий крик не могли быть тому причиной. Такое впечатление… сколь странным это ни покажется, что кто-то пытался протолкнуть вам в горло толстую палку.

Пенис того мальчишки-мексиканца! Конни даже передернулась от отвращения, она презирала самое себя.

— Возможно, — продолжил доктор Маервиц, — вы пытались проглотить какой-нибудь банан или большой огурец целиком? Только это могло привести к подобной травме.

Конни покраснела до корней волос — даже после травяных масок Хельги лицо ее не бывало таким красным.

— Что-то не припоминаю… — пробормотала она.

— И не только проглотить это загадочное нечто, — не унимался врач. — Этот предмет должен был находиться во рту и гортани не меньше пятнадцати — двадцати минут. Вы бы наверняка запомнили.

— Ну… разве что во сне… — робко предположила Конни.

— Как бы там ни было, — сказал доктор Маервиц, провожая Конни к дверям, — но теперь самое главное — не напрягать голосовые связки. Старайтесь говорить как можно тише, полощите горло теплой водой дважды в день. А через две недели покажетесь мне еще раз. К тому времени все наверняка пройдет. А что касается Вашингтона… если желаете, я лично сделаю официальное заявление прессе о внезапном ухудшении вашего здоровья.

— О чем задумалась, детка?

Карен выпустила изо рта длинную струйку дыма и покосилась на лежавшего рядом темноволосого мужчину. Она занималась ритуальным действом — расслаблялась и курила после полового акта. Так поступали все блондинки-старлетки, пробивавшие себе путь наверх альковными связями с влиятельными людьми. И вот теперь он отвлек ее от этого ритуала.

— Да просто думаю о том, что меня выдвинули на премию Академии, — ответила она.

— Небось рада до смерти? — спросил мужчина.