Акварель для Матадора
Шрифт:
— Врачевали мы Вавилон, но не исцелился… оставьте его, и пойдём каждый в свою землю…
— Вот видишь, — сказал первый киллер.
— Что я вижу? — не понял второй.
— Книга врать не станет. Пиздец России. Врачевали, но не исцелилась. Покупай отечественные товары или не покупай, один хер. Надо уходить в свою землю.
— А какая у тебя своя земля? — спросил второй киллер. — Ты русский. И я русский. Мы с тобой русские. Наша земля здесь.
— В неё, значит, скоро и ляжем, — сказал первый киллер. — Давай Книгу, твоя
Второй киллер передал первому Библию, закрыл на несколько мгновений глаза, подумал…
— Левит, десять… Десять-десять… Нет, давай десять-два.
— Ишь, на Левита пробило, — удивился первый киллер. — Где он тут… Ага, секи фишку: и вышел огонь от Господа, и сжёг их, и умерли они пред лицом Господним…
— Иисусе! — второй киллер быстро перекрестился на гашетку пулемёта. — А десять-десять что было?
Ответить первый киллер не успел. Во двор медленно въехал серебряный «Мерседес». Водитель захлопнул дверцу, пикнул брелоком сигнализации, пошёл к подъезду. Через мгновение он оказался на освещённой мерцающе-красной площадке. Как на ладони.
Дверцы джипа торжественно распахнулись, как торжественно распахивается дверца катафалка.
Автомат Калашникова и ручной израильский пулемёт заговорили дуэтом. Дверь подъезда и ступеньки подъезда превратились в щепки и щебень.
Но за миг до того, как пули разорвали в клочья красную сцену, жертва высоко подпрыгнула, уцепилась за козырёк, который нависал над подъездом, и исчезла в окне второго этажа.
Киллер увидел в инфракрасном освещении ужасное: из солнечного сплетения жертвы протянулось вверх несколько светящихся ярких волокон. Они зацепились за козырёк и притянули к себе жертву, как будто гигантские резинки.
Из окна второго этажа вылетело маленькое раскалённое солнце и нырнуло в приоткрытую дверь джипа.
На заднем сиденье джипа вращалась, искрилась и шипела граната размером с теннисный шар.
Киллеры посмотрели на гранату, друг другу в глаза, снова на гранату. В глазах первого киллера мелькнуло что-то вроде удовлетворения. Глаза второго полыхнули животным страхом.
Глаза и вытекли при взрыве первыми, и только потом стало разлетаться по стенкам бронированной машины всё человеческое остальное.
Матадор высунулся в окно, быстро вращая головой на манер вздрюченной совы. Вдруг раздались аплодисменты. Юноша и девушка, вытянувшись почти по пояс из окошка коммерческого лотка, приветствовали победителя.
— Первый, Первый, я Четырнадцатый, приём… Тёмно-зелёный БМВ с номером, замазанным грязью, на скорости 160 километров преодолел пост ГАИ на 24-м километре от Москвы… На требование остановиться не отреагировал… Как поняли, приём?
Запах становился всё глуше и глуше. Всё плотнее нужно было вжиматься носом в ткань трусов и всё глубже дышать, чтобы уловить остатки Арининого аромата.
Он
Переполошив три поста ГАИ, между третьим и четвёртым тёмно-зелёный БМВ ушёл в лес.
Конечно, это была подсказка. Это была подсказка для него, для Матадора. Это было приглашение на…
Надо же, казнь с помилованием… Вот что значила эта маска… И Главный Шаман, и четверо его друзей — они могли жить.
И генерал Барановский посмотрел на него так, словно всё понял.
Так, надо сосредоточиться. Слишком много мыслей. В голове не укладываются.
Матадор расстелил на столе большую карту Московской области. Вот здесь сгинул тёмно-зелёный БМВ.
Отсюда начинался и тянулся до самой Москвы огромный лесной массив.
Ну-ка, ну-ка! Но ведь зелёный БМВ уже однажды исчезал в этом лесу! Именно сюда он ушёл от Гольяновского кладбища.
Матадор всматривался в карту так, будто мог рассмотреть на ней следы таинственного врага…
Чёрт, но ведь недалеко от Гольяновского массива затерялся и след вишнёвой «девятки», которую преследовал от Измайлово Сафин!
Матадор схватил карандаш, отметил на карте три точки. Точка, в которой гаишники потеряли БМВ сегодня. Окраина Гольяновского кладбища. И точка, где исчезла вишнёвая девятка.
Матадор соединил три точки. Провёл от каждой вершины треугольника перпендикуляр к противоположной стороне. Учёные остроумно называют такую линию биссектрисой.
Рядом с точкой, где пересеклись биссектрисы, стоял на карте значок: лохматое дерево на гнутой ножке.
Матадор перевернул карту, нашёл «условные обозначения», нашёл там лохматое дерево и прочёл: «Интересные объекты природы, живописные места…»
Что же, надо срочно посетить это живописное место.
— Там, в штанах посмотри, может, там рука? Нет там руки? Где же рука, ёб её мать… Ага, вот она…
Матадор осторожно выглянул в окно. Вокруг искорёженного джипа галдели, как цыгане, менты. Молоденький лейтенант вырывал у немецкой овчарки руку одного из киллеров, которую она утащила за лавку и хотела там втихушку сожрать.
Матадор посмотрел в отрывной календарь — до рассвета ещё два с половиной часа. Обязательно надо поспать.
— Где тянул, парень?
Краснорожее чудовище в рваной тельняшке, с лупоглазыми русалками и злобными львами на груди, разглядывало татуировку на хрупком плече Жени Ёжикова.
— Ивдель. Северный Урал, — кратко сообщил Женя.
— Сколько оттрубил? — спросил краснорожий.
— Год, — сказал Женька, добавив для солидности три месяца.
— Год — херня, — решительно сказал краснорожий. — Считай, не трубил. Правильно я говорю, Мотыль?
Тот, кого назвали Мотылём, поднял тяжёлую седую голову, похожую на кусок скалы. Такой она была неправильной формы: вся во вмятинах и глубоких шрамах.