Аквариум. Геометрия хаоса
Шрифт:
«Когда мы впервые увидели в телевизоре настоящие рок-группы, то просто обомлели, — восхищённо говорил мне Файнштейн. — Мы ведь их никогда не лицезрели и совершенно не представляли, как они выглядят на сцене и играют “живьем”>.
Особенно сильно этим сказочным зрелищем впечатлился Гребенщиков, который незаметно для окружающих вылетел в астрал. Непонятным образом он прошёл сквозь запертую дверь и обнаружил свой мятежный дух в близлежащем саду «Эрмитаж». Как именно он там очутился, Борис не смог объяснить ни тогда, ни спустя много лет.
К сожалению,
Но творческие прорывы давались Кожевникову дорогой ценой. Никто не догадывался, что новобранец «Аквариума> прочно сидит «на чёрных делах» — морфии и прочих опиатах. Так случилось, что в разгар празднества Александр почувствовал необходимость «принять дозу», а для этого нужны были финансы. Он вышел в коридор, прошёлся по карманам, прихватил несколько пластинок, костюм Липницкого и… исчез навсегда.
Противоречивая личность Кожевникова вызывала впоследствии много взаимоисключающих кривотолков.
«Александр был сложным человеком, — писала о гитаристе “Аквариума” его подруга Елена Карцева. — Он рос в обеспеченной семье, а его отец был сотрудником госбезопасности. Саша окончил музшколу по классу мандолины и виртуозно владел струнными инструментами. Многие рок-группы были рады видеть такого гитариста, но Кожевников не задерживался нигде, хотя и редко кому отказывал, если его просили подыграть. Он нигде не работал, из дома ушёл, жил где придётся и с кем придётся. Александр вёл аутсайдерский образ жизни, но тем не менее абстрагировался от рок-тусовки, не принимая их цели и задачи всерьёз. Вот как он выразился в одной из своих песен:
Кто вы такие? О чём вы поёте? К чему вы стремитесь и чем вы живёте? У всех у вас много апломба и мнений О джинсах, о музыке, портвейне и дзене. Но надо ли всё это нам?Александр был думающий человек… Сыграв на нескольких записях “Аквариума” и съездив на концерт в Москву, Кожевников разочаровался в Гребенщикове и не пожелал играть в его группе».
Как говорится, конец цитаты. Позже стало известно, что этот недооценённый музыкант, который писал очень красивые песни, трагически погиб. По одной версии — от передозировки, по другой — был выброшен из окна за долги…
Итак,
«Если успех в Москве не испортит чутья Майка, — анонимно замечал Гребенщиков на страницах “Рокси”, — если его не затрахают девушки и не споят пожилые эстеты, то я рассчитываю на кое-что в будущем».
Тут необходимо сделать разьяснение о «пожилых эстетах». Как выяснилось, и среди них встречались неординарные персонажи с ярко выраженным просветительским даром. Одним из таких подвижников оказался известный кинодраматург Олег Евгеньевич Осетинский. Вальяжный джентльмен в кожаной куртке и дорогих дымчатых очках — он выглядел прямо-таки олицетворением успеха.
«Олег Евгеньевич был для нас большой фигурой из мира общепринятого искусства, — смеялся Гребенщиков. — И то, что он обратил на нас внимание и захотел послушать, было крайне неожиданно. Мы с удовольствием и песни пели, и разговаривали, и вместе пили. Он выглядел страшно серьёзно, очень могущественный человек, который сразу наобещал нам тридцать коробов всего на свете».
В артистической среде Олег Евгеньевич был известен не только как сценарист фильма «Звезда пленительного счастья», но и как суровый воспитатель дочери — фортепианного вундеркинда Полины Осетинской.
«Мы тогда не знали, что он — великий сценарист, — рассказывал Фагот. — Пока после одного из концертов это существо не заявило покровительственным тоном: “Хорошо, я беру вас!” И первое, что он сделал, — засунул Борьке в рот камни и заставил его петь!» Сам Осетинский подобные действия называл «постановкой дикции» и «работой с интонированием». Приехав на съёмки, он арендовал в «Прибалтийской» роскошные апартаменты и пригласил в гости Гребенщикова и Науменко. Особо сильное впечатление на них производило то, как лихо Олег Евгеньевич рассуждал о творчестве Дебюсси, свободно цитировал Вертинского и панибратски хороводился со столпами отечественного кинематографа.
«По своей натуре я не чистый художник, а скорее криэйтор и педагог, — комментировал свои действия Осетинский. — Я пытался научить Бориса и Майка, как правильно петь, играть, редактировать тексты и музыку. Я менял им имидж, ауру, кормил, поил, составлял программы — в общем, шла “отделка щенков под капитанов”».
Здесь надо отдать Олегу Евгеньевичу должное — возился он с музыкантами на износ. С утра они приходили к нему в гостиницу и работали по 10–12 часов в сутки. За несколько месяцев новоявленному «тренеру личностного роста» удалось вывести молодых поэтов на более представительный уровень.