Аквариум
Шрифт:
— Спасибо. — тоже шепотом ответила она, окатив меня волной нежности и любви. — Я верю… Только костьми ложиться не надо. Тогда и мне смысла жить не останется…
Стоим посреди двора, обнимаемся. Двое влюблённых в сердце жестокого, страшного мира, обложенные со всех сторон зубастыми тварями и их отвратительными создателями. Почему все так? Почему для того, чтобы найти что-то на самом деле настоящее и искреннее, нужно попасть в страшный ненастоящий мир. Любовь — дикая, всепоглощающая, чем хуже все вокруг, тем она горячее и безумней. Дружба — искренняя, верная, крепкая. Ненависть — обжигающая, сводящая челюсти до хруста зубов… А там, в далеком, оставшемся только в памяти, мирном, реальном мире, который вроде бы и является настоящим, наоборот, все чувства какие-то плоские и словно бы искусственные…
Метрах в ста, из-за
Мы быстро пересекли двор и вышли на Триумфальную.
Широкая улица. Аляповатые пятиэтажные дома сталинской постройки с треугольными фронтонами, красиво обрамлёнными окнами и рустом по углам стоят на приличном расстоянии от проезжей части, разделённой надвое добротной разделительной полосой, покрытой пожухлой травой и сухим кустарником. Неподвижно стоящих машин неожиданно много. Застыли прямо на дороге, будто ехали куда-то плотным потоком, а потом резко встали в обоих направлениях, лишившись водителей и пассажиров. Легковушки, маршрутки, автобусы, даже Камаз с миксером вместо кузова возвышается над покатыми пыльными крышами автомобилей недалеко от нас. Миксер медленно и бесшумно крутится…
Входы в метро расположены метрах в двухстах на четырёх сторонах т-образного перекрёстка с улицей Старо-вокзальной. Четыре полукруглых трубы, ныряющих под землю, выполненные из легких металлических конструкций и поликарбоната с большой красной буквой «М» наверху.
Над ближней к нам замер в воздухе, почти касаясь нависающих карнизов зданий, огромный кусок морской гальки, бросая размытую тень на трёх своих пилотов, стоящих прямо около спуска под землю, словно три кривоватых, облетевших, неподвижных карагача.
Наконец-то мы смогли увидеть их воочию. Не размытыми образами за спиной, как на Сталелитейщике, не ощущением взгляда из-за небес, а вот так, лицом к лицу. Расстояние для нашего нынешнего зрения было не помехой, я смотрел на них, словно стоял в двух шагах. Высокие. Раза в два с половиной выше меня, худые и сутулые. Кожа — темно-серая, похожая на губку, пористая и мягкая на вид. Длинные худые ноги с узловатыми коленными суставами заканчиваются большими ступнями с вполне человеческой пяткой и подъемом, но вместо пяти пальцев — два массивных отростка, похожие на коровьи копыта, только вытянутые. Тонкие голени и бёдра, между которыми нету ничего, похожего на половые органы. Как у игрушечного друга Барби — Кена, просто голый, гладкий лобок. Выше — кубики пресса на плоском животе, достаточно развитые грудные мышцы и плечи — широкие с раздутыми дельтами и трапециями, а руки, как и ноги, худые и длинные, до колен. Артритные локтевые суставы, огромные кисти рук с шестью когтистыми пальцами каждая. Но самое отвратительное — это голова и горб за спиной. Горб выпирает над верхней частью торса острыми позвонками, изгибая шею под немыслимым углом и выдергивая вперёд острый кадык, как у птицы гриф. Голова, надетая на эту шею, непропорционально большая и вытянутая к затылку, с глубоко запавшими глазницами, из глубины которых сверкают жёлтые глаза. Острые скулы, вздернутый к верху хрящ вместо носа и выдающиеся далеко вперёд челюсти. Ушей нет, вместо них — неровные отверстия, затянутые тонкой прозрачной пленкой. Короче, высокая и корявая смесь человека и Урода. Явно гуманоид, но очень-очень противный.
Меня пронзило насквозь три жутких взгляда миндалевидных глаз без зрачков. По позвоночнику снизу-вверх прошлась ледяная игла, вонзившись куда-то в основание черепа. И словно чья-то здоровенная холодная рука опустилась на затылок и легко потащила упирающееся тело вперёд.
— А ну, на хер! — пробормотал я и все-той же воображаемой волосатой ручищей с вытатуированным на ней якорем ударил по холодным конечностям. Они удивленно и даже несколько испуганно отдернулись, давящий взгляд ослаб, затылок вроде освободился. Настя тоже чем-то им ответила, так как я уловил мощный всплеск ее ментальной энергии рядом с собой. В голове почему-то по кругу начала крутиться произнесённая мною фраза. А ну на хер. Анунахер. Анунахи… Что-то было в этом словосочетании, связанное с Хозяевами. Что-то из области памяти, запертой ими же на замок, все-таки просочилось, найдя маленькую щель, или просто выскочило из-за случайного совпадения. Никакой
Громкий, нарастающий шум сзади. Из дворов выкатывалось стадо наших преследователей. Твари разбегались по всей ширине улицы и останавливались, смотря не на нас, а на своих создателей. Штук триста, если не больше. Уроды, Косяки, Волосатые, баскетболисты эти непонятные и еще много каких-то новых, ранее мною невиданных, но от этого не менее омерзительных. Заняли позиции, замерли. Получился идеальный полукруг из облезлых горбатых спин, оскаленных зубов и яростно горящих глаз, отрезавший нам с Настей путь назад. Бандерлоги, блин… За тупыми мутантами передвигались мутанты умные. Высокие Уроды в камуфляже со снайперскими винтовками рассредоточились за рядами облезлых черепов и тоже застыли истуканами. Шах и мат.
И тут Анунахеры, видимо не ожидавшие от нас такого сопротивления, начали действовать уже по-настоящему. Перед одним из них, стоящим справа, в воздухе, примерно на уровне его живота, вращался округлый предмет. Полупрозрачный, словно наполненный слизью, тут же вызвавший у меня ассоциации с Дятлом. Шестипалые руки легли на него сверху, и зеленоватая поверхность пошла волнами и неярко запульсировала.
Мое подсознание ощутило нити энергии, вырвавшиеся из этого предмета и потянувшиеся ко мне. Они начали опутывать мои ноги неосязаемой, но плотной паутиной. Я снова размахнулся рукой с якорем и со всей силы ударил по ним, представив, как огромная волосатая ладонь обрубает длинные натянутые веревки. Верёвки не оборвались, моя виртуальная рука с треском сломалась пополам, а невиртуальная голова взорвалась огненной болью, во рту появился солоноватый привкус крови. Вот так. Шутки кончились, Господа.
Пока я приходил в себя, мои ноги неожиданно заявили о своём суверенитете и выходе из состава организма, бодро зашагав вперёд. Рядом испуганно ойкнула Настя. Ее тоже потащило ко входу в метро. Это было очень странное ощущение. Я совершенно не чувствовал тела ниже пояса, теперь этой частью меня управляло странное устройство или пульт, над которым склонился Анунахер. Мы шагали и шагали, уверенно и размашисто. Я снова попытался рубануть по невидимым нитям — ничего не вышло, только ещё один ядерный взрыв внутри черепа. Настя тоже боролась изо-всех сил, я слышал, как она стонет от боли и напряжения, но и у неё не получалось ровным счетом ничего. Тогда я начал собирать вокруг себя силу, наполнявшую пространство, из которой я совсем недавно сооружал щиты, защищаясь от пуль Уродов. Только-только почувствовал наполнившую меня мощь, собрался ударить, как стоящий в центре Анунахер резко положил руку на зеленоватое устройство, и сила внутри меня исчезла. Меня просто взяли и отключили. Ну ещё бы! Они тут всем заправляют, и радиация местная — их творение. Разве позволят они, чтобы их собственной дубиной долбанули? Переоценил я свои новые паранормальные возможности, переоценил… Точнее, правильнее будет сказать, недооценил силу длинных тварей, которые играючи отбили все мои атаки.
До входа оставалось каких-то пятьдесят метров, а мы ничего не могли поделать. Нас тащили, как коров на убой, равнодушно и неумолимо. С последней отчаянной надеждой я вскинул автомат и начал стрелять. По высоким фигурам, по непонятному куску слизи перед ними, по их транспорту, закрывшему своей тушей все небо. Оглушительный треск очередей, брызги гильз и ничего… Пространство в метре от целей расцветало серией вспышек, в свечении которых исчезали мои пули. Все до одной. Я успел подумать, что это нечто вроде невидимого защитного поля, когда мерзкие нити обволокли мои руки с автоматом и, опустив их вниз, крепко прижали к животу. Все. Теперь мне подчинялась только голова, которой я мог вертеть и материться сколько угодно, но ничего полезного сделать был не в состоянии. Разве что — бодаться…
Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь звуками наших шагов. Анунахеры застыли, словно изваянные из камня, не шевелясь и не издавая ни звука. Зубастая толпа сзади нас также безмолвствовала.
— Что делать-то? — промелькнула Настина мысль. — Зря ты стрелял, наверное. Они теперь злые.
— А были добрые? Зато теперь мы знаем, какая у них защита. — тоже беззвучно ответил я. — Воевать бесполезно. Будем разговаривать.
— Что-то я не уверена, что они нам, вообще, хоть слово дадут сказать…