Аквитанская львица
Шрифт:
— Затмила мне весь женский род та, что в душе моей царит, — несмотря на бесцеремонное вторжение, продолжал петь мужчина лет тридцати пяти в коротком кафтане и квадратной шапочке с пером. — При ней и слово с уст нейдет, меня смущенье цепенит.
Ему аккомпанировало на крутах несколько менестрелей в ярких кафтанах, двое, ударяя тамбуринами о ладони, строили ритм песни. Один звенел цитрами. Серкамон сидел на стуле с высокой спинкой, положив виолу на левое колено.
— А без нее на сердце мгла, — заканчивал трубадур строфу. — Безумец
— Это же сир Гильом! — воскликнул один из молодых людей.
Юных аристократов тут собралось десятка три. А еще были сладкоголосые певуны и слуги, что тихо скользили с подносами и вазочками к трапезному столу, заваленному сладостями, и так же тихо исчезали в обратном направлении. При слове «сир Гильом» они застыли и низко поклонились. Немедленно прервал пение и Серкамон.
— Нет, это не герцог, — зашептались другие.
Что и говорить, младший брат здорово походил на старшего. Та же стать, исполинский рост. Разве что у Гильома волосы были каштаново-золотистые, а у Раймунда — просто золотые. Да и помладше он был на добрых четырнадцать лет! И бороды не носил. Но о графе Пуатьерском никто не мог подумать: в Бордо в этот час его никто не ждал…
И вот с лежанки, окруженной молодежью, поднялась девушка и, придерживая платье, громко сказала:
— Кто вы, господа?
Многие юноши с горячностью положили руки на рукояти кинжалов, спрятанных в дорогих ножнах. А Раймунд смотрел на это видение и не верил своим глазам. Уезжая более двух лет назад, он оставлял на родной стороне хрупкую девочку, которой едва исполнилось двенадцать. Очаровательную щупловатую девчонку с пронзительно-сияющими веселыми глазами. Синими, как васильки. Она заливалась горючими слезами, едва узнав о его отъезде. И так и не простила ему этот отъезд. Но эти два года оказались преображением. Перед ним была юная женщина — она успела вытянуться на полголовы, оформиться. Ее стать и красота изумляли…
— Отвечайте же или я позову стражу, — еще выше подняв голову, бросила она.
— Не надо звать стражу, — откликнулся из темноты Раймунд и тотчас увидел, как изменилось лицо девушки. — Идемте, де Жеберрон, я вас познакомлю с моей племянницей.
Он входил в светлые отблески камина, свечей, факелов… Никому и никогда он не протягивал руки с такой радостью. И ни у кого и никогда не видел столько восторга и радости в глазах при его появлении.
— Раймунд! — только и выкрикнула она.
Он сам не успел понять, как она оказалась в его объятиях, а он крепко прижимал ее к себе.
«Граф де Пуатье! — шепталась зала. — Он вернулся…»
— Здравствуй, здравствуй, Раймунд, — твердила она и целовала его в щеки, в глаза. Целовала и плакала…
Он даже не смел, ожидать такой встречи, такого всплеска чувств. Раймунд поклонился всем, ловя на себе восхищенные взгляды молодых девушек из свиты племянницы.
— А вы, Серкамон, по-прежнему лучше любого соловья, — заметил он.
Трубадур не замедлил поклониться высокородному
— Маршал ордена госпитальеров Жерар же Жеберрон, — указал он рукой на спутника. — Принцесса Алиенора, дочь моего брата Гильома Десятого Аквитанского.
Рыцарь и девушка поклонились друг другу.
— Вы прибыли к ужину, милый граф, — не сводя глаз с дяди, счастливо утерев со щек слезы, сказала принцесса. — И вы, сир де Жеберрон. Уверяю вас, под крышей этого дома вы найдете уют и покой.
Ужин тянулся до середины ночи. Затем гостям дали понять, что племянница и дядя хотят побыть наедине. Но они выбрали лучший способ уединиться — одевшись потеплее, набросив на плечи подбитые мехом плащи, сели на коней и в сопровождении нескольких вооруженных слуг выехали из города в ночь.
И уже скоро, оставив сопровождение позади, медленно ехали по дороге от Бордо.
— Значит, ты уезжаешь завтра? — едва слышно проговорила она.
— Да, моя милая.
— Я думала, это лучший день в моей жизни, оказалось — худший, — так же тихо сказала Алиенора.
— Не говори так, прошу тебя.
— Куда же ты едешь? Мне ты можешь сказать?
— В Палестину.
— В Святую землю?!
— Да. По стопам моего отца и твоего деда, песнопевца Гильома.
— А зачем? Секрет?
— Мне предложили стать богатым и могущественным сеньором. Но пока не спрашивай, каким образом.
— Для тебя так важны власть и деньги? — в ее голосе он услышал упрек и обиду.
— Видишь ли, кроме громкого титула мой отец, твой великолепный дед, мне ничего не оставил. Все досталось старшему брату — твоему отцу. Но я уважаю закон предков. А коли так, мне придется искать счастья за морями. Не за Ла-Маншем, так за Средиземным морем.
Она поняла правоту его слов.
— Это опасно?
Раймунд утвердительно кивнул:
— Дорога из Англии была долгой, но та дорога, которая предстоит мне, будет совсем непростой. Но я не боюсь опасности — я предпочту их мирной жизни.
— Я умру от горя, если больше не увижу тебя, — честно сказала она.
— Не надо, прошу тебя…
— Правда — умру.
Они ехали по знакомой дороге, то попадая в свет луны, то окунаясь в черные тени леса.
— Жалею об одном, что ты — моя племянница, — неожиданно для самого себя вырвалось у него. — Господи, что я говорю…
Он взглянул на девушку — буря чувств пронеслась по ее лицу. В глазах Алиеноры блестели слезы. Она плакала молчком, как горько обиженный ребенок, у которого даже нет сил на крик. Девушка протянула к нему руку, сгребла его пальцы в свой кулачок.
— Поцелуй меня, — очень тихо сказала она.
— Что?
— Ты слышал. А вдруг и впрямь мы больше не увидимся. Все равно, что я — твоя племянница. Поцелуй меня. Люди умирают не только стариками и не только от меча. Многие умирают молодыми — просто так…