Аламут
Шрифт:
"Мой муж, - продолжила Мириам, - имел привычку глубоко ранить мою скромность. Тот факт, что я все-таки стала его собственностью, полностью лишил его рассудка. Он рассказывал обо мне своим деловым партнерам, описывал мои достоинства, мою скромность, мои физические особенности в самых ярких выражениях и хвастался, что стал хозяином величайшей красавицы во всем мире. Очевидно, он хотел, чтобы они ему завидовали. Он не раз рассказывал мне о том, как его друзья зеленели от зависти, когда он описывал мои достоинства и то, как он ими наслаждался. Можешь себе представить, Халима, как сильно я его тогда ненавидела и как он был мне противен. Когда мне приходилось идти к нему, я чувствовала себя так, словно шла на казнь. Но он смеялся и издевался над "зеленорогими", как он называл своих младших помощников, и говорил: "Ах, но за деньги все доступно, моя дорогая. Даже старая курица не посмотрит дважды
Халима трепетала от восторга, а Мириам продолжала.
В письме говорилось: "Шейх Мухаммед - Мириам, цветку Алеппо, серебристой луне, радующей ночь и освещающей мир! Я люблю тебя и люблю бесконечно с тех пор, как услышал, как Моисей, твой проклятый тюремщик, превозносит твою красоту и достоинства до небес. Как вино попадает в голову неверного и опьяняет его, так и весть о твоем совершенстве опьянила мое сердце. О, сияющая серебром луна! Если бы ты знала, сколько ночей я провел в пустыне, мечтая о твоих достоинствах, как ярко ты предстала перед моими глазами, и как я наблюдал за тобой, словно за восходящей розовой зарей. Я думал, что расстояние излечит меня от тоски по тебе, но оно лишь усилило ее. Теперь я вернулся и несу тебе свое сердце. Знай, цветок Алеппо, что шейх Мухаммед - мужчина и не боится смерти. И что он приближается к тебе, чтобы вдохнуть воздух, который ты выдыхаешь. Прощай!
"Сначала я подумал, что письмо - ловушка. Я позвал служанку, доставившую мне письмо, и потребовал, чтобы она рассказала мне все начистоту. Она расплакалась и показала мне серебряник, который какой-то сын пустыни дал ей в уплату за то, что она доставила мне письмо. Что за сын пустыни? спросил я. Молодой и красивый. Все мое тело задрожало. Я уже влюблялась в Мохаммеда. Конечно, подумала я, как бы он иначе решился написать мне письмо, если бы не был молод и красив? А потом я вдруг испугалась, что он может разочароваться, увидев меня. Я перечитала это письмо более ста раз. Днем я хранила его у груди, а ночью тщательно запирала в сундуке. Затем пришло второе, еще более страстное и прекрасное, чем первое. Я пылала от своей тайной любви. И наконец Мохаммед договорился о ночной встрече на террасе за моим окном. Вот как хорошо он уже был знаком с моим окружением. О, Халима, как я могу объяснить тебе, что я тогда чувствовала? В тот день я передумала десятки раз. То поеду, то не поеду, казалось, бесконечно. В конце концов я решила не идти и придерживалась этого решения до самого назначенного времени, когда, словно повинуясь тайному приказу, вышла на террасу. Это была чудесная ночь. Темная и безлунная, хотя небо было усеяно крошечными сияющими звездами. Меня лихорадило и знобило по очереди. Я простоял так на террасе некоторое время. Я уже начал подумывать, а что если все это просто уловка? Что если кто-то хочет разыграть меня и поиздеваться над старым Моисеем? Когда я услышал голос, шепчущий: "Не бойся. Это я, шейх Мухаммед". Человек в сером плаще перемахнул через перила, легкий как перышко, и, не успел я опомниться, как он заключил меня в свои объятия. Мне показалось, что рождаются миры и я вижу бесконечность. Он не спросил, хочу ли я идти с ним. Он взял меня за талию и понес, спускаясь по лестнице в сад. По ту сторону забора я увидела нескольких всадников. Они взяли меня под руки, чтобы он мог перелезть через стену. Затем он затащил меня в седло. Мы помчались галопом, прочь из города, в темноту ночи".
"И все это случилось с тобой?" Халима вздохнула. "Повезло, повезло Мириам!"
"О, не говори так, Халима. У меня сердце разрывается, когда я думаю о том, что произошло после этого. Мы ехали всю ночь. Луна поднялась из-за холмов и освещала нас. Я чувствовала себя одновременно ужасно и прекрасно, как в сказке. Долгое время я не решалась взглянуть в лицо всаднику, который держал меня в своих объятиях. Лишь постепенно я расслабилась и обратила на него свой взор. Его взгляд, подобно орлиному, был устремлен на дорогу впереди нас. Но когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня, он стал мягким и теплым, как у оленя. Я влюбилась в него так сильно, что готова была умереть за него на месте. Он был великолепным человеком, мой шейх Мохаммед. У него были черные усы и короткая густая борода. И красные губы. О, Халима! Пока мы были в пути, я стала
"Ужас, ужас, - стонала Халима, закрыв лицо руками.
"Я не могу сказать, что я чувствовал тогда. Мое сердце стало твердым как камень и было открыто только одной страсти - страсти к мести. Я даже не представляла, какое унижение и позор меня ожидают. Когда мы вернулись в Алеппо, я нашла своего мужа умирающим. Но когда он увидел меня, его глаза ожили. В тот момент он показался мне демоном. Его сын привязал меня к смертному одру и стал бить плетью. Я стиснул зубы и молчал. Когда Моисей умер, я почувствовал облегчение. Как будто первая часть мести была исполнена.
"Я лишь вкратце опишу, что они тогда со мной делали. Когда они посчитали, что достаточно меня помучили, они отвезли меня в Басру и продали там в рабство. Так я стал собственностью нашего господина. И он обещал отомстить за меня иудеям и христианам".
Халима долго молчала. В ее глазах Мириам выросла до уровня полубога, и она чувствовала, что благодаря их дружбе неизмеримо выиграла и она.
Наконец она спросила: "Правда ли, что христиане и евреи едят маленьких детей?"
Мириам, все еще погруженная в страшные воспоминания, внезапно вынырнула из них и громко рассмеялась.
"Это не исключено, - сказала она. "Они достаточно бессердечны".
"Какое счастье, что мы находимся среди истинно верующих! Мириам, скажи мне, ты все еще христианка?"
"Нет, не собираюсь".
"Может, тогда еврей?"
"Нет, я тоже не еврей".
"Значит, вы такой же верующий, как и я!"
"Как скажешь, милое дитя".
"Вы очень нравитесь Сайидуне?"
"Я же просила тебя не задавать мне вопросов", - нахмурилась она в насмешливом недовольстве. "Но раз уж я уже так много тебе рассказала, скажу вот что. Вполне возможно, что я ему нравлюсь, но что точно, так это то, что я ему нужна".
"Как ты ему нужна? Я не понимаю".
"Он одинок, и у него нет никого, кому он мог бы открыться".
"Он тебе нравится?"
"Вы не поймете. Он не шейх Мухаммед, но и не Моисей. Он великий пророк, и я им очень восхищаюсь".
"Он, должно быть, очень красив".
"Глупый котенок! Ты пытаешься заставить себя ревновать, спрашивая меня о таких вещах?"
"Несмотря ни на что, тебе так повезло, Мириам", - сказала Халима, и эта мысль прозвучала из глубины ее сердца.
"Тихо, сверчок. Уже поздно, и тебе пора спать. А теперь ложись спать".
Она поцеловала ее, и Халима тихонько опустилась в свою постель. Но она долго, очень долго не могла заснуть. Мысленно она перебирала в памяти все, что услышала от Мириам. Она так живо представила себе похищение и поездку на лошади в объятиях Мохаммеда, что почувствовала его дыхание и прикосновение усов к своей щеке.
Она вздрогнула от какой-то странной сладости и порадовалась, что было темно и никто не мог ее видеть. Но когда в своем воображении она увидела мертвое тело Мохаммеда, привязанное к хвосту лошади и волочащееся за ней, она зарылась маленьким личиком в подушку и зарыдала. И, поплакав, она уснула.
Однажды, вскоре после этого, она наткнулась на сцену, которая вызвала у нее странное отвращение. Она, как обычно, бродила по саду и исследовала заросли, как вдруг услышала странный шепот, доносящийся из-за куста. Тихонько она подошла к тому месту. Сара и евнух Мустафа лежали в траве и занимались тем, о чем Апама обычно рассказывала на своих уроках. Она вздрогнула. Она хотела убежать, но какая-то невидимая сила приковала ее к месту. У нее перехватило дыхание, и она не могла отвести взгляд от этой пары. Она оставалась на месте, пока они не поднялись, чтобы уйти.