Аламут
Шрифт:
— Вы хорошо сделали, — сказала она наконец. Она говорила медленно, опустив взгляд на свои сжатые руки, на все еще блестевшее не ее пальце обручальное кольцо Герейнта. — Вы сделали очень хорошо. Не убить Синана, несмотря ни на что; потребовать платы, которая пробудила его уважение, но не его слепую враждебность. И то, что его рабыня свободна… я рада за нее. Такое служение никогда не бывает менее, чем жестоким.
Это было так похоже на Маргарет — простить даже того, кто сжимал кинжал.
— Теперь она свободна, —
— Я и не боялась этого. — Маргарет подняла взгляд. — Что вы собираетесь делать теперь?
— Выполнить последнее свое обещание. Предложить королю свою верность.
— Я думала, что вы устали от всех нас и хотите вернуться в свою страну.
— Пока нет, — возразил Айдан.
Она слегка улыбнулась.
— И я усомнилась в вашей стойкости, предположив это. Простите меня, пожалуйста.
— Здесь нечего прощать. — На миг Айдан забыл, где находится, начал было озираться, но спохватился. Изумление Маргарет вызвало у него быструю улыбку. — Я слишком долго был в пустыне. Я забыл, что значит быть принцем.
— Вы никогда не сможете быть никем, кроме себя самого.
Он замер. Она была спокойна, имея в виду только то, что сказала, и не менее.
— Госпитальеры просили за вас, — сказала она после паузы.
— Правда? — Он не знал, почему это удивило его.
Быть может, знала она. Ей было весело.
— Они знают различие между охотником за удачей и честным воином Господа.
— Ах, но принадлежу ли я Богу? Полагают, что я прислужник дьявола.
— Я вряд ли могу назвать вас святым. Но не дьявол, нет. Для этого вы слишком неумелый лжец.
— Лгал ли я вам?
— Никогда. И не скрывали свою сущность ни от кого, кроме слепцов и глупцов. Нет сомнений, что вы есть то, что вы есть. Иерусалим выдержит это, я думаю. Вы нужны здесь.
— Ради моего меча и моей руки? Или ради чего-то еще, что я смогу принести?
— Есть притча о светоче, который нельзя держать под спудом. Хотя ваш светоч, быть может, чересчур ярок, чтобы открыто являть его всем.
— Я искушаю судьбу, не так ли?
— Я назвала бы это игрой со смертью. Поскольку вы не принадлежите ей по праву, вы рискуете. Вы хотели бы оказаться на месте Герейнта, если бы могли?
На сердце у Айдана было холодно, но он улыбнулся.
— Да.
— Так же поступила бы и я. — Она вскинула голову. — Мы поступаем так, как можем. Я думаю, что не выйду замуж снова. Женщина, овдовевшая дважды, может получить в некотором роде свободу от мужчин. Властью, которая приходит с этим, я распоряжусь так, как потребуется.
Айдан обвел взглядом зал вне ниши, вихрение и кружение власть имущих без определенной цели.
— На вас будут посматривать, — сказал он. — Вы все еще молоды; у вас есть богатство и земли.
— И я еще могу выносить двух-трех наследников. — В ее голосе была
Айдан низко поклонился, признавая поражение. Он знал, что делает; знала и она. Она посмотрела на него с восхищением, не совсем лишенным намека на желание. Он улыбнулся в ответ.
— Ваша бабушка одобрила бы вас, — сказал он.
Маргарет засмеялась. Смех был изумительно звонкий.
— Я полагаю, что она одобрила вас.
— Настолько, насколько могла одобрить столь молодого и к тому же мужчину. — И столь неосторожного, что сделал Джоанне ребенка.
Маргарет не знала об этом. Он сохранял улыбку и беззаботный вид, когда она сказала:
— Вы достойный союзник. Я, в свою очередь, могу помочь вам, заставив смолкнуть шепотки, идущие против вас.
— Сделка, мадам?
— Сделка. — Она скопировала его покривившееся лицо. — Позвольте мне сказать, то, что я собираюсь сказать сейчас, о том, что будет между нами впоследствии. Я принимаю во внимание, что мы родственники. Я знаю, что вы намерены добиться могущества в этом королевстве; я верю, что мы можем быть полезны друг другу.
— Я хотел бы назвать это дружбой.
— Народ ислама нашел бы вас очаровательным.
— Скорее, дерзким, — ответил Айдан и протянул руку. — Дружба?
Она приняла руку. Ее пожатие было твердым.
— Дружба.
Бароны, лишенные спектакля, вернулись к своим делам. Возвращение Айдана было отмечено всего лишь небольшим шумом. Такова была придворная деликатность; и проблески учтивости.
Король вошел в зал тихо, пока Айдан обменивался любезностями с бароном Триполи, и сел на свое место без фанфар. Долгое время никто не замечал его.
Айдан знал о присутствии короля с того момента, как тот вошел в дверь. Болезнь короля стала сильнее, но он повзрослел, как будто для того, чтобы сопротивляться ей. Он был образцом короля, хотя и королем без лица, скрытого куффьей. Открытыми оставались только его глаза, но они нашли Айдана и смотрели с укрощенным нетерпением, поблескивая, словно оценивая настроение двора. Айдан встретился с ними взглядом через весь зал. Радость в них была тем ярче от того, что не уменьшала себя словами.
По кивку Айдана его мамлюки выстроились позади него. Все они таращились на бесстыжих женщин, не носящих вуалей. Король по меньшей мере привел их в замешательство: прокаженный, а король, и никто не шарахается от него и не думает о нем хуже из-за того, чем Господь покарал его.
Айдан направился прямо к королю. Перед троном он остановился. Двор вновь замер. Король ждал в громовом безмолвии. Когда Айдан поклонился, его сарацины простерлись на полу, отдавая дань уважения тому, кого их господин назвал повелителем.