Алатырь-камень
Шрифт:
– …проглотил? Да не молчи ты! Где хоть ранили – ответь! Блин, ни черта не понимаю! – И в самое ухо: – Государь!
Константин вздрогнул и отшатнулся.
– Ну, слава богу, – всплеснул руками воевода. – А то у меня аж сердце зашлось. Разве ж можно так народ пугать?
Внезапно толпа дружинников, тесно сгрудившихся перед Константином, раздвинулась, и перед ним появился лекарь-булгарин. Присев на корточки, он некоторое время пытливо вглядывался в лицо царя, сидящего перед ним, затем кивнул, удовлетворившись осмотром, и вынес диагноз:
– Все хорошо.
Дважды повторив эту фразу, он извлек из узелка кусочек чего-то румяно-желтого и приятно пахнущего и бесцеремонно ткнул его прямо в рот Константина.
– На,
Константин попытался встать, но у него ничего не вышло. Тело словно налилось свинцом, и ватные ноги наотрез отказывались держать эту непомерную тяжесть. Кое-как он все же приподнялся, оперся рукой о камень, но тут же, вспомнив, испуганно отдернул ее, хотя ничего похожего на то, что с ним было в первый раз, не случилось. Собственно говоря, с ним вообще ничего не случилось.
– Трогай-трогай, – раздался знакомый голос за его спиной. – Теперь можно. Он не жадный. Что не жует, то и не глотает.
Константин обернулся. Ну, так и есть – Градимир.
– Ты чего ж не предупредил про монголов-то?
Ругаться ему не хотелось, точнее, попросту не было сил. Эх, его бы сюда на пять-десять минут раньше, под свист татарских стрел, под монгольские кривые сабли – иное бы запел, старый козел.
Тот виновато развел руками:
– Я и сам не ожидал. Поверь, что когда мы его решили забрать, то боялись совсем иного. Да и не ведали мы, что Фардух еще жив. Думали, что он давным-давно у Озема с Сумерлой [208] пребывает, которые его Нияну [209] головой выдали, что его уже Злебог [210] терзает вовсю, а он… Ну да ладно. Я смотрю, ты и без нас управился неплохо.
208
Озем и Сумерла – бог и богиня подземного царства (ст.-слав.).
209
Ниян – один из самых беспощадных и жестокосердных славянских богов, властитель славянского ада, судья мертвых, воздающий злодеям и убийцам (ст.-слав.)
210
Злебог – если Ниян – судья, то этот – исполнитель, неистощимый на выдумки все новых и новых наказаний. Имел вид чудовищной змеи (ст.-слав.).
– Управился, – усмехнулся Константин. – Война только начинается.
– Это все так, – согласился Градимир. – Будут еще и боль, и горе, и раны, и смерть. Но ты запомни одно, государь. Самое важное сражение ты уже выиграл. Теперь, что бы ни случилось, пускай даже враги побьют все твои полки, самого страшного уже не произойдет.
– Да куда уж страшнее, – вздохнул Константин. – Это вам, в пещерах уральских, издали наблюдая, рабство родной страны пустяком кажется, а мне так вот нет.
– Не пустяком, – возразил Градимир. – Но и не самым страшным, что могло бы приключиться.
– А что же, по-твоему, самое страшное? – мрачно спросил Константин, потихоньку разминая ладонь правой руки и прикидывая, хватит ли у него сил, чтобы размахнуться и приложиться хоть раз.
Жрец улыбнулся одними губами и заметил:
– Опять выпытываешь, государь? Нехорошо это.
– Ну хоть кусочек будущего ты предсказать можешь?
– Тебе – нет, – сразу же и без малейших колебаний ответил тот. – Меняется оно у тебя все время. Ты из тех редких, кто сам пишет свою судьбу. Да и твои друзья тоже.
– Ну а чем война закончится? – не унимался
– Да какое там, – пренебрежительно отмахнулся тот. – Вот у тебя настоящий волхв – не чета мне. Даже по небу летает, – заметил он без тени насмешки. – А я так только – глаза людям отвести, чтоб прийти и уйти незаметно, ну и еще кое-что. Пустое все. И вообще, вовремя напомнил ты мне о будущем. Пора. Да, чуть не забыл, – хлопнул он себя по лбу. – Ты же про Мстиславу вопрошал. Или оно тебе уже не надобно?
– Ну почему же, – как можно спокойнее, а то подумает еще невесть чего этот зловредный старикашка, произнес Константин. – Хотелось бы узнать, как там Хозяюшка медной горы поживает.
– Да-а, – протянул неторопливо Градимир, растягивая паузу. – Если бы ты сегодня ее встретил, то разве что по лицу и признал бы, – наконец-то выдал волхв и тут же пояснил: – Поправилась она сильно… после родов.
– Замужем, стало быть, – сделал вывод Константин и нарочито веселым голосом одобрил: – Хорошее дело. Пускай счастлива будет.
Он и вправду был рад за нее. Всем сердцем. Лишь у самого его краешка проступила какая-то грусть, не до конца понятная даже ему самому. С чего бы это?
– Не до замужества ей, – проворчал Градимир, продолжая ласково оглаживать шероховатую поверхность камня. – Сына она растит. – Он немного подумал, пожевал губами, но потом решился и брякнул: – Твоего сына. Святовидом нарекли. А вот с крещением извини, государь, – развел он руками и тут же заторопился. – Пойду я, Константин Володимерович. Ты про должок не забудь, – напомнил напоследок. – А туда больше не лезь, – посоветовал строго, почти приказным тоном. – А то еще раз тронешь не в тот час и не в том месте, так и вовсе туда перешагнешь, даже не заметишь. Обратно же возврата не будет, – и мгновенно исчез.
Так Константин и не успел расспросить его как следует.
А может, оно и к лучшему – чего душу попусту травить?..
…И пришед вои от хана Бату, исчадия диаволова, с умыслами тайными на Переяславль-Залесский, желаша схватити царя Константина, кой о ту пору бысть тамо, и вышед царь с ими ратиться. И изнемог он в сече той, но патриарх Мефодий яко на крыльях воспариша над полем бранным и учаша обличати их деянья мерзки, и убояшися поганыя слов онаго святого старца и бежаша кто куда не глядючи.
Из жития самодержца Константина, писанного Софронием РязанскимИздание Российской академии наук. СПб., 1805
Что же произошло под Переяславлем-Залесским незадолго до выступления полчищ Бату? Если отмести в сторону полуфантастическую версию белгородского ученого В. Н. Мездрика, связанную с неким мистическим артефактом, которую почему-то поддержал санкт-петербургский академик Ю. А. Потапов, то напрашивается единственное объяснение случившегося.
Кстати, подобное уже имело место в огромной державе хорезмшахов, куда незадолго до войны прибыл торговый монгольский караван. Он точно так же был задержан по подозрению в шпионаже, после чего товар был изъят, а купцы перебиты.
Думается, что и здесь все прошло по тому же сценарию. Насколько были виноваты купцы или те, кто маскировался под них, за отсутствием данных судить не нам, а царю Константину. Не исключаю, что это было сознательной провокацией монголов, чтобы получить повод к началу боевых действий.
В поддержку моей версии свидетельствует и тот факт, упомянутый в летописях, что монгольские купцы оказали столь серьезное сопротивление дружинникам государя, что в конфликт пришлось вмешиваться самому патриарху, поднявшему горожан на наглых шпионов.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.Т. 3, с. 246. СПб., 1830