Алатырь-камень
Шрифт:
Но это было еще полбеды. Подлинная беда заключалась в том, что не исключался и иной, гораздо худший вариант. Возможно, что он и раньше никуда не шел, делая один-единственный большой круг по степи.
Ему очень хотелось громко-громко завыть, задрав лицо кверху и упрекая небеса в том, что они не стали помогать ему даже в такой ничтожной малости. Однако мужество его не покинуло. Собрав воедино остатки воли, он вновь упрямо двинулся в путь. В путь по дороге, которой не было. В путь, который вел неизвестно куда. И пока он жив – он будет упрямо брести, надеясь, что все-таки
Иного выхода для себя путник не видел.
Глава 1 Как Вещий Олег
Последние распоряжения были наконец отданы, и Константин неспешно прошел к карете, прочно стоявшей на санных полозьях в ожидании своих пассажиров. Он планировал выехать еще три дня назад, но разгулявшаяся непогода внесла свои коррективы. Разбушевавшаяся вьюга, которая началась уже на следующий день после отъезда шведского посольства во главе с ярлом Биргером, без устали хлестала острым колким снегом, чуть утихала и вновь неистово неслась в очередную шквальную атаку на Санкт-Петербург со стороны Финского залива.
Зато нынче денек обещал быть хоть куда. Порывистый ветер еще вечером начал затихать, а к утру и вовсе сменился на плавный хоровод крупных нарядных снежинок, медленно спускающихся к земле. Да и морозец поубавился градусов эдак до пяти-шести.
Константин, его сын царевич Святослав и верховный воевода Вячеслав неспешно уселись в карету. Внутри ее было тепло – заботливый распорядитель с раннего утра приказал установить в ней жаровню с углями, которые меняли каждый час.
– Путешествие из Санкт-Петербурга в Рязань начинается, – весело констатировал Вячеслав.
– Прямо по Радищеву, – подтвердил Константин.
Он тоже был бодр и доволен – в первую очередь успехом переговоров, после которых можно было не бояться нападения с севера. Фактический правитель Швеции Биргер, правивший страной, от имени своего короля Эрика Шепелявого заверил, что он не только не помышляет о каких-либо враждебных действиях, но и напротив – всегда готов прийти на помощь государю Руси ежели что.
– А почему ты, батюшка, так решил назвать сей град? – осведомился Святослав.
Константин переглянулся с воеводой, и они, не сговариваясь, заулыбались.
– А чем тебе это название не по душе? – спросил в свою очередь Константин. – По-моему, очень даже хорошо звучит. И потом, насколько я слышал, апостол Петр был рыбаком, что к морю имеет самое прямое отношение.
– А я так мыслю, что надобно его назвать в честь того, кто ставил.
– Да ведь он так и назван, – буркнул Вячеслав и тут же осекся.
– Воевода имеет в виду, что мысль об этом граде мне как раз Петр подсказал, – пояснил Константин,
– Это какой Петр? – заинтересовался царевич.
– Да ты его не знаешь, – досадливо отмахнулся Константин, не зная, что еще сказать.
– Он из купцов голландских будет, – невинно улыбнулся воевода и пояснил: – Его так и звали, хер Питер. Наш государь его под Москвой как-то встретил. Давно это было. Умный человек, но пил много. Наверное, помер уже.
– На что хорошему купцу, да еще и иноземному, Москва сдалась? Там и торг плохонький, да и сам град как щель клоповья – повернуться негде, – степенно заметил Святослав.
– Может, за мехами приезжал, – пожал плечами воевода и тут же резко переменил тему: – Это получается, что мы в Рязань лишь после Рождества приедем, аж в следующем году, – заметил он. – Это какой уже у нас будет? Только по новому счету, а то я с этим сотворением мира путаюсь все время.
– Одна тысяча двести сорок первый от рождества Христова, – ответил Константин.
– Сорок первый… Символичная дата, – многозначительно заметил Вячеслав. – Конечно, катить придется долго, но зато с комфортом, – успокоил он сам себя, снимая тяжелую бобровую шубу, и весело хмыкнул. – Мое странствие из Киева в Константинополь этим не отличалось. Скорее уж наоборот – еле выжили.
– А я и вовсе думал, что вы все погибли, – отозвался Константин. – Наверное, на волосок от смерти были?
– Ошибочка небольшая, – поправил его Вячеслав. – На волосок от костлявой с косой мы были попозже, хотя тоже в Константинополе.
– Это в ту ночь, когда ты его от поганых латинян освобождал? – оживился Святослав.
– Да нет, – нехотя отозвался воевода. – В ту ночь… – и осекся, вспоминая события той поры.
Вячеслав ничуть не бравировал опасностью, когда относил морскую бурю, изрядно потрепавшую их корабли, к чему-то второразрядному. Да, было страшно, но в свою смерть, равно как и в то, что может погибнуть митрополит Мефодий, ему почему-то все равно не верилось. Не его это был день, явно не его.
Да и панический ужас, нахлынувший на воеводу, был больше связан не с неожиданным кораблекрушением и даже не с тем, что среди бушующего моря он не мог разглядеть ни одной ладьи, а… со знакомым веретеном, замаячившим метрах в пяти от него и зависшим так низко над водой, что волны зачастую касались его своими белопенными гребнями.
Словом, все эти два часа, которые он провел в воде, Вячеслав самое главное внимание уделял именно ему, основные труды уходили на то, чтобы держаться от него подальше. Помогло еще и то, что почти сразу после того, как их корабль пошел ко дну, буря, будто достигнув своей цели, стала стихать.