Алая буква (сборник)

Готорн Натаниель

– Если вы можете извлечь нечто полезное, мистер Пинчеон, – сказал плотник, – из естественного отвращения человека к сотворенному с его родом злу, можете начинать.

– Я ловлю вас на слове, глава семьи Молов, – с улыбкой ответил владелец Семи Шпилей, – и продолжу предположением, что ваше фамильное отвращение – обосновано оно или нет – все же связано с моим делом. Вы слышали, полагаю, что род Пинчеонов со времен моего деда ведет продолжительную тяжбу за право владеть обширной территорией на востоке?

– Очень часто, – ответил Мол, и улыбка скользнула по его губам, – очень часто слышал от моего отца!

– Эта тяжба, – продолжил мистер Пинчеон после паузы, словно пытаясь понять, что же значила эта улыбка плотника, – на момент кончины моего деда была практически завершена в

нашу пользу. Общеизвестно, что в своих делах он не терпел ни сложностей, ни проволочек. Едва ли следует говорить, что полковник Пинчеон был человеком практичным, довольно сведущим в личных и общественных делах, и не относился к тем, кто тешит себя несбыточными надеждами или готов следовать необоснованным планам. Следовательно, логично предположить, что у него были основания, неизвестные наследникам, уверенно ожидать успеха в своем деле о восточных территориях. Иными словами, я верю – и мои советники по правовым вопросам разделяют эту веру, которая в некотором роде подтверждается семейными преданиями, – что мой дед располагал неким фактом или же документом, необходимым для завершения тяжбы, однако утраченным с его смертью.

– Очень вероятно, – сказал Мэттью Мол (и снова, стоит отметить, мрачная улыбка озарила его лицо), – но какое отношение к великим делам Пинчеонов может иметь бедный плотник?

– Возможно, никакого, – ответил мистер Пинчеон. – Возможно же – самое прямое!

Затем Мэттью Мол и владелец Семи Шпилей обменялись множеством слов, связанных с уже упомянутой темой. Казалось (хоть мистер Пинчеон и не спешил делиться историями, крайне абсурдными на первый взгляд), что они озвучивают народное поверье, указывающее на таинственную связь между семейством Молов и огромными и недостижимыми владениями Пинчеонов. Часто говорилось, что старый колдун, будучи повешен, совершил выгодную сделку с полковником Пинчеоном, получив огромные восточные владения в обмен на пару акров садовой земли. Очень старая женщина, недавно усопшая, в разговорах у камина пользовалась более метафорическим выражением: многие мили земель Пинчеонов были отправлены лопатами в могилу старого Мола, неглубокую яму меж двух камней у подножия Висельного Холма. Стоит отметить также, что, когда законники искали пропавший документ, к слову, так и не найденный, многие поверили, что его забрала рука скелета. И столь сильна была вера законников в эти сказки, что они тайно обыскали могилу колдуна (о чем мистер Пинчеон не счел нужным сообщать плотнику). И ничего не обнаружили, кроме странного факта: у скелета непостижимым образом исчезла правая рука.

И теперь, что было немаловажно, в части этих популярных слухов можно было проследить, пусть сомнительно и неочевидно, намеки и оговорки сына казненного колдуна, отца нынешнего Мэттью Мола. К ним мистер Пинчеон мог добавить и личные свидетельства. В ту пору он был ребенком, но помнил или же думал, что помнил, как отец Мэттью выполнял в доме какие-то работы в то самое утро, когда полковник скончался, – и разговаривал с полковником в том кабинете, где его затем постигла смерть. Внук полковника Пинчеона смутно помнил, что в тот день на столе были разбросаны личные бумаги полковника Пинчеона.

Мэттью Мол понял намек.

– Мой отец, – сказал он со все той же мрачной усмешкой, которая не позволяла прочесть выражение его лица, – мой отец был куда честнее проклятого старого полковника! Он не унес бы тех бумаг, даже чтобы вернуть свои права!

– Я не стану ввязываться в перебранку с вами, – надменно заметил воспитанный в иной стране мистер Пинчеон. – И меня не оскорбят грубые высказывания обо мне и моем предке. Джентльмен, прежде чем искать разговора с человеком вашего положения и привычек, вначале обдумывает, стоит ли цель подобных неприятных средств. В данном случае она того стоит.

И он возобновил беседу, сделав плотнику множество выгодных финансовых предложений в обмен на то, что последний поделится информацией, которая может привести к утраченному документу, а впоследствии к успеху судебной тяжбы по поводу восточных земель. Впервые за долгое время Мэттью Мол не прислушался к звону золота. Однако в конце разговора он со странным смешком поинтересовался, не отдаст ли мистер Пинчеон

старый участок земель колдуна вместе со стоящим на нем Домом с Семью Шпилями в обмен на столь необходимое документальное доказательство.

Легенда, которую рассказывали у каминов (и которой в общем и целом следует мой рассказ), в данном случае отмечает странное поведение портрета полковника Пинчеона. Эта картина, стоит заметить, считалась настолько связанной с судьбой дома, что волшебным образом вросла в его стены, и если снять ее, особняк осядет пыльной кучей обломков. Во время всего предыдущего разговора мистера Пинчеона и плотника портрет хмурился, сжимал кулаки и подавал множество знаков крайнего недовольства, но не привлекал, однако, внимания двух собеседников. И, наконец, после того, как Мэттью Мол озвучил предложение передать ему здание с семью шпилями, мрачный портрет, похоже, утратил всяческое терпение и был готов вырваться из своей рамы. Но о подобных невероятных происшествиях следует упоминать лишь косвенно.

– Отдать этот дом? – пораженно воскликнул мистер Пинчеон. – Если я сделаю нечто подобное, моему деду не найти покоя в своей могиле!

– Он и так не нашел покоя, если слухи не лгут, – сдержанно заметил плотник. – Но в данном случае дело касается внука Мэттью Мола, а не старого колдуна. У меня нет иных предложений.

И хотя никак нельзя было согласиться с условиями Мола, мистер Пинчеон обдумал их снова и пришел к заключению, что они достойны обсуждения. Сам он не питал никакой личной привязанности к этому дому, с ним не были связаны приятные воспоминания о детстве. Наоборот, даже спустя тридцать семь лет присутствие мертвого деда все еще тяготило его, как в то утро, когда перепуганный мальчик увидел застывшее в кресле тело. Долгое пребывание в иных странах, знакомство с замками и родовыми поместьями Англии, мраморные дворцы Италии заставили его иначе взглянуть на Дом с Семью Шпилями, заново оценив его уют и великолепие. То был особняк, совершенно неподходящий для жизни, которую мистер Пинчеон собирался вести, реализовав свои права на восточные территории. Подобный дом подошел бы дворецкому, но ни в коем случае не владельцу огромных земель. В случае успеха он собирался вернуться в Англию, которую недавно вынужден был покинуть, как и более пристойное обиталище, потому что его состояние, равно как состояние его покойной жены, было близко к полному истощению. В случае удачного завершения тяжбы, оказавшись законным владельцем территорий, мистер Пинчеон мог бы даже купить дворянство у британского монарха. Лорд Пинчеон! Или граф Уолдо! Как мог такой магнат обитать в жалком здании с семью черепичными шпилями?

Иными словами, после оценки перспектив условия плотника показались мистеру Пинчеону настолько выполнимыми, что он едва удержался от смеха. Он даже почувствовал стыд, исходя из вышеописанных представлений, что предлагает столь малую компенсацию за свое безграничное величие.

– Я согласен на ваше предложение, Мол! – воскликнул он. – Передайте мне документ, необходимый для установления моих прав, и Дом с Семью Шпилями будет принадлежать вам!

Согласно некоторым версиям этой истории, был заключен контракт, заверенный подписями и печатью в присутствии свидетелей. Иные говорили, что Мэттью Мол удовлетворился соглашением, в котором мистер Пинчеон делал свою честь и благородство залогом выполнения означенных условий. Затем джентльмен потребовал вина, которое выпил вместе с плотником, подтверждая сделку. Во время всего предыдущего разговора и последующих формальностей старый пуританин на портрете настойчиво демонстрировал призрачное недовольство, но тщетно. Разве что мистер Пинчеон, отставляя опустевший бокал, мельком подумал, что дед на портрете хмурится.

– Этот шерри для меня слишком крепок и уже начал воздействовать на сознание, – заметил он, глядя на картину. – По возвращении в Европу я буду пить лишь тонкие сорта вин Италии и Франции, лучшие из которых не переносят даже перевозки.

– Милорд Пинчеон может пить любое вино, когда пожелает, – ответил плотник, словно догадавшийся об амбициях мистера Пинчеона. – Но вначале, сэр, если желаете получить потерянный документ, я должен просить о небольшом разговоре с вашей прекрасной дочерью Эллис.