Алая нить
Шрифт:
Марша откинулась на стуле с невозмутимым спокойствием и медленно вздохнула, что являлось признаком внутренней работы над собой и призывом к терпению.
— Почему бы нам не заказать ленч?
— Ай-ай-ай. Уверена, любой уважающий себя психиатр, каким является доктор Уорт, скажет, что если человек в трудной жизненной ситуации начинает много есть — это говорит о том, что он старается подавить свои чувства. Негативные эмоции уходят в область подсознательного, а это вредит душевному здоровью.
— Я голодна, — блаженно улыбаясь, заверила Марша.
— Нет, дорогая.
— Вовсе нет.
Несмотря на то, что Марша сидела в своей обычной элегантно непринужденной позе, Сьерра чувствовала исходившее от нее напряжение. Она и раньше замечала, что это происходило с Маршей всякий раз, как только той приходилось сталкиваться со сложной проблемой.
Мередит вызывающе усмехнулась:
— Ты начинаешь злиться.
— Думаю, тебе нравится выводить меня из себя, — с холодком в голосе ответила Марша, — но это не конструктивно.
— Не конструктивно? — Мередит рассмеялась. На ее миловидном лице с безупречным макияжем не отразилось ничего, что могло иметь отношение к поднимающемуся внутри нее смятению. — Мне всегда хотелось узнать глубину твоей безмятежности, Марша. Подозреваю, что ее не существует вовсе.
Марша изогнула бровь:
— О чем ты?
— Ты только с виду невозмутима. Я восхищаюсь твоим умением контролировать себя. Честно. Ты всегда такая уравновешенная и спокойная. Твой муж не гуляет на стороне. Твои дети чудесно воспитаны, истинные леди и джентльмен. На реке твоей жизни нет ни одной стремнины, ни одного порога, не так ли, дорогая? По крайней мере, никто этого не видит. — Мередит грациозно повертела в воздухе своей красивой, усыпанной кольцами ручкой утонченной аристократки и добавила язвительно: — И все потому, что ты объяла свет, слилась с космосом и живешь на более высокой ступени сознания, чем все мы, простые смертные. — Рука Мередит мягко легла на стол рядом с бокалом мартини, в глазах заиграло лукавство. — Скажи мне, дорогая, валиум [10] помогает?
10
Транквилизатор, лекарство, подавляющее нервное напряжение.
На лице Марши проступили пятна.
— Я смело смотрю в лицо трудностям, Мередит.
— О, да, конечно. Борешься с ними, валишь их на землю и душишь простым усилием воли. Знаю, — заверила Мередит. — Я видела затравленный взгляд Тома. Представляю, если бедняга вдруг раскрепостится настолько, что наденет рубашку с открытым воротом, не исключено, что мы увидим следы укусов на его шее.
Марша сильно покраснела. На какое-то мгновение она застыла, затем медленно и с шумом выпустила воздух из легких — дыхательная техника йоги, тотчас догадалась Сьерра.
— Я предпочитаю общаться с трезвой Мередит, — с ледяным спокойствием отрезала она.
— И, конечно, с менее честной Мередит, да? — в голубых глазах Мередит мелькнуло презрение. — Реши свои проблемы, голубушка, прежде чем пытаться устраивать мои дела.
Марша поднялась с поистине царским достоинством и одарила
— Почему бы нам всем не пообедать, дамы?
Эди — ненавистница всяческих конфликтов — мгновенно вскочила.
— Думаю, это великолепная идея.
— Мы будем рады, если ты присоединишься к нам, Мерри, — проронила Марша, забирая свою белую тенниску и парусиновую сумку с ракеткой.
— Лгунья, — небрежно бросила Мередит и глумливо подняла свой бокал. — Пью за тебя.
Сьерра последовала за Маршей в обеденный зал. Нэнси и Эди присоединились к ним. Лоррейн, предпочитая колкое остроумие богатой наследницы, осталась и заказала еще один бурбон.
— Клянусь, Мерри спивается, — заключила Нэнси, занимая свое место за столиком.
— Что, как вы думаете, будет делать Лоррейн? — вставила Эди, принимая меню от официанта.
— Будет долго мучиться и много плакать, — бросив сочувственный взгляд в сторону бара, произнесла Нэнси. — Развод — это всегда плохо, если к тому идет. Ну а если случилось так, что ты замужем за ведущим специалистом по бракоразводным процессам, то будь готова к тому, что можешь потерять все, включая детей.
— Если они нужны ему, — мягко заметила Марша. — Вы же слышали, Лорри довольно часто говорила, что со дня рождения детей Фрэнк не выказывал к ним никакого интереса.
Сьерра подумала о том, как мало внимания Алекс стал уделять детям. Когда он в последний раз играл в бейсбол с Клэнтоном или общался с Каролиной? Со времени их переезда в Лос-Анджелес она несла на своих плечах все бремя родительских забот. И если случались какие-то неприятности, например, если в табеле Клэнтона появлялись две тройки и двойка, Алекс теперь обвинял в этом только ее.
— А что вы скажете про Эшли? — спросила Эди. — Джерри потребовал совместной опеки, только чтобы досадить ей.
— Не думаю, что это правда, — высказалась Марша, закрыла меню и отложила его в сторону. — Джерри на самом деле беспокоится о детях, и правильно. Ведь Эшли откровенно одержима своей идеей похудания, а бедная маленькая Вероника как раз находится в «пухленьком» возрасте. Можете себе представить, каково десятилетней малышке, которую каждый день после школы тащат на занятия по аэробике? Вот, собственно, что происходило, пока Джерри не вмешался.
— Ну, час упражнений в день не может нанести ущерб здоровью, согласна? — спросила Эди, посматривая на Маршу в ожидании ответа. Ее собственные дети ходили на всевозможные спортивные занятия и упорно пытались от них отвертеться.
— Вред наносят не упражнения, Эди, — втолковывала Марша, словно объясняла принцип основного уравнения отстающей ученице, — а приобретение опыта насильственного выполнения того, чего она делать не хочет. Это может негативно отразиться на ее психике.
Сьерра представила повзрослевшую Веронику, которая дважды в неделю проводит по часу в кабинете доктора Уорта, исследуя мир своего «внутреннего ребенка». И все-таки, будет ли девочка вообще что-либо делать, если ее не заставлять? Разве сама Марша не требует от своих детей совершенствоваться, учиться на «отлично»? Где же разница?