Алая роза – символ печали
Шрифт:
Автоматическим движением Павел сунул невостребованную розу в карман. Некоторое время он не знал, что ответить. Он не понимал, где находится и какое отношение ко всему этому имеет Марго.
А она смотрела на него, зло ухмыляясь, словно в нее вдруг вселилась чья-то чужая душа — грязная и расчетливая.
— Вижу, вижу, мой милый — вас этот интерьер ну никак не устраивает, — она даже «сочувственно» покачала головой, причмокнув губками. — Увы, в этом мы с вами абсолютно не совпадаем. Потому как мне здесь оооочень нравится! Я тут грешу, когда вы заняты в вашем клубе. Грешу по-черному. И в этом, признаюсь, лишь ваша вина. У вас
Для Павла это было настоящим потрясением. Он стоял, покачиваясь, как пьяный, тупо озирался по сторонам, слушал резкие, грубые реплики жены и не мог понять, почему его мир перевернулся.
Это мгновенно дошло до Марго — она словно читала его мысли.
— Все, дорогой, не буду тебя мучить.
Она обернулась и подняла с кровати тот самый меч, о котором они говорили накануне днем.
— Видишь этот меч?
Он тупо кивнул.
— Хорошо. Помнишь, что я тебя сказала про него сегодня: «Это меч для князя»? А сейчас я добавлю и поясню, для какого именно князя. Для моего. Для князя Игоря — того самого, которого я любила как сумасшедшая в дни моей юности. Того самого, которого ты видел в старом учебном фильме со мной в главной роли. Мой князь Игорь. Недавно я снова встретила его и поняла, что это мой последний шанс. Ты очень милый, Павлуша, но для тебя существует только ТВОЙ мир. Меня ты не видишь — ты видишь только ТВОЮ МАРГО. В этом вы с матерью жутко похожи.
Она зло расхохоталась. Павел превратился в соляной столп — как та библейская героиня, имя которой он никак не мог вспомнить, хотя и понимал, что сейчас не самое подходящее время вспоминать Библию.
— Так вот, милый, чтобы не стать окончательной…ядью, я должна развестись с тобой и выйти замуж за Игоря. Это меня спасет и вернет смысл моей жизни. Поэтому я купила ему этот подарок — меч. Чтобы он всегда оставался моим надежным и верным рыцарем. А у тебя я прошу одного: скорейшего и беспроблемного развода. Вот и все, больше мне ничего не нужно.
…Павел не помнил, как она договаривала свою речь. На автопилоте он подошел к ней, легко забрал меч из ее рук и, взмахнув им так, словно всю жизнь только и делал, что махал мечом в схватках с врагом, опустил сверкнувший клинок ей на голову. Фонтан крови и — затемнение…
Он пришел в себя через несколько минут. Перед ним на полу в луже крови лежала Марго — любовь всей его жизни. Мертвая Марго. Слезы неожиданно хлынули из его глаз, столь же внезапно и мгновенно высохнув. Выплакав горе, Павел приказал себе не делать глупостей — да, он совершил ужасный грех и отдавал себе в том отчет. Но теперь было необходимо отвести опасность — от себя, от своего мира, первый разрушительный удар по которому нанесла Марго.
Он аккуратно завернул Марго в валявшийся тут же пиджак, со всеми предосторожностями вынес ее из квартиры, уложил на сиденье ее же собственного «Форда», который заметил, подходя к дому. После этого он сел за руль и стал действовать по вдохновению: отправился к общежитию и уложил жену точно в такой же позе, как и в старом студенческом фильме. Напоследок вдруг вспомнил, пошарил в кармане своего пиджака и вынул розу, которую взял у своего шофера. Ее он положил на грудь мертвой жены.
Павел уже собирался поймать в стороне такси и вернуться в клуб, как вдруг ему на ум пришла идея: что Марго выкрикивала про этого самого Игоря? Что они
Он вернулся к машине и отыскал оба сотовых Марго. Так и есть — среди последних звонков был и номер некоего Игоря. Оставалось только разбудить героя телефонным звонком и тут же сбросить эсэмэску-приглашение. Про себя он назвал это «приглашением на казнь» — раз этот парень так любил Марго, вид ее мертвого тела должен был стать для него подобием казни. Так же, как и для Павла.
После этого он прошел по улице и спустя какое-то время поймал такси. В клуб он вернулся живым трупом. Он ударил мечом не только Марго — вместе с ней умер и Павел Трубников. Такие вот дела.
…Под утро он вернулся в интим-квартиру и навел полный порядок: начисто вымыл полы, не оставив ни единого следа крови. На тумбочке в прихожей положил щедрую плату. Жизнь кончилась. Начиналось существование.
Глава 38
— Вы понимаете: отныне я не живу — существую.
Его серые глаза потемнели, он отчаянно искал у меня взглядом сочувствия и понимания. А чего еще, по существу, все мы больше всего ждем?
Мы выпили по четыре чашечки кофе с коньяком — быть может, поэтому у меня случился приступ сентиментальности. Мне было искренне жаль этого большого сильного мужчину, который сидел передо мной, как маленький мальчик, отчаянно ожидая, чтобы его погладили по головке.
— Почему вы молчите? За весь вечер вы не сказали ни слова.
А что я могла сказать?
— Павел, я молчу, потому что это вам необходимо высказаться. Что я могу сказать? Что убийство — смертный грех? Вы и сами это прекрасно знаете и мучаетесь с той страшной ночи. Я только и могу, что выразить вам сочувствие — вот и все. Увы!..
Он судорожным движением провел ладонью по своему бледному лицу.
— Да, все так и есть, что тут возможно сказать! А объяснить, что ощущает убийца… убийца поневоле… Это невозможно объяснить, это возможно только пережить на собственном опыте — и этого я никому на свете не пожелаю, даже своим злейшим врагам. Но главное для меня — кажется, я это уже говорил? — чтобы хотя бы кто-то меня понял. Потому как даже моя родная мать меня не понимает, я чувствую — она меня осуждает, хотя осуждение — тоже смертный грех.
Тут он уставился на меня тоскливыми серыми глазами.
— А вы, вы, Татьяна, вы меня понимаете?
Надо было слышать эту отчаянную интонацию! Мне показалось, в этот момент Павел ощущал себя страшно одиноким в огромном жестоком мире, во всей Вселенной. Как говорилось в старом добром анекдоте: «Я одинокий лев, меня никто не любит…»
Я вздохнула, мысленно пообещав себе сегодня пораньше лечь спать и не забивать голову сочувствием и прочими сантиментами.
— Да, Павел, я вас понимаю.
Вот и все — я свой человеческий и христианский долг выполнила, теперь можно и распрощаться.
Он словно прочитал мои мысли и тоже вздохнул, как после тяжелого и мучительного душевного напряжения.
— Вот и хорошо. Это главное. Спасибо вам.
Еще несколько минут мы посидели молча, бездумно глядя на проходивших мимо по проспекту счастливых и беспечных людей.
Я уже готовила фразы для вежливого отступления, как вдруг Павел неожиданно нагнулся и достал из-под столика небольшой пакет, который поставил передо мной.