Алайцы на Айгоне
Шрифт:
– Отставить, – бросил, приглядевшись, Комов и добавил, – я его знаю. Это Барталомью Содди, исповедник.
Следом из вертолета появилось еще трое, в одном из которых Вин с удивлением узнала Ригга, оставшегося в своей монашеской сутане. Двое других производили совсем уж странное впечатление. Люди ли? Один – в облегающем зеленом одеянии, другой – совершенно голый, но будто намазанный каким-то синеватым жиром. Первый – низенький плотный, на огромной голове не волосы, а серебристый мех; второй – высокий и костлявый, голова тоже большая, только покрыта нестриженными свалявшимися
Вин так загляделась на пришельцев, что не заметила, как вся четверка решительно направилась к Музею. Логовенко не проявил к ним ни малейшего интереса, только низенькому бегло кивнул, как знакомому. Подойдя, каждый занялся своим делом: Ригг молитвенно сложил руки и забормотал что-то себе под нос; землянин Бартоломью тоже неслышно перебирал губами, только подняв лицо к небу; низенький закрыл свои кошачьи глаза и раскачивался из стороны в сторону. Диковинней всех поступил голый – вытянул вперед руки, в каждой – откуда-то взявшийся прут, и давай ими такое выделывать, что в глазах зарябило, как он этими прутьями быстро перебирал и всем своим жилистым телом плясал на месте.
Метагом взирал на всё это совершенно равнодушно, однако через минуту на его лице промелькнуло удивление, сразу же сменившееся диким гневом. Рот распахнулся в гримасе боли, в беспомощной попытке выдавить из себя хотя бы одни звук. Он увеличился в росте в несколько раз, стал выше Музея… Потом раздался сухой электрический треск, и Даниил Логовенко исчез… Четыре фигуры бессильно упали на перепаханную землю.
– Сидоров, – неуверенно произнес Комов в радиобраслет. – Отменяй, что ли, эвакуацию. И Подкидышей давай сюда к Музею, быстро давай!
– Ничего бы они с ним не сделали, если бы мы его до того не замучили… – леонидянин Гаав засмеялся хриплым смехом.
* * *
– Ну что же, всё складывается лучшим образом, – задумчиво проговорил Корней Яшмаа, барабаня пальцами по столу. На его скуластом лице еще краснели следы шрамов от зубов голованов, а локоть правой руки стягивала повязка, под которой что-то бугрилось. Вин вдруг сообразила, что Яшмаа – это то самый Корней, о котором писал тридцать лет назад мальчишка Гаг. Юный Бойцовый Кот уже тридцать лет как мертв, а этот всё живет… Теперь, наверное, вообще вечным станет.
– Все складывается для Гиганды лучшим образом, – повторил Корней. – Наши прогрессоры уже легализованы, во всех государствах Гиганды созданы земные миссии. Ваши ведущие страны договорились образовать Лигу девяти материков, чтобы официально войти в Галактическое Содружество.
– Ты лучше скажи, как сам? – спросил Хэнг, вернувшийся к стойке после бесконечного разговора с женой по видеофону. – Чувствуешь силу богатырскую?
Корней неопределенно пожал костлявыми плечами:
– Трудно сказать. Наверное, требуется время, понять, что с тобой происходит. Ощущения изменились, даже у кофе вот вкус другой.
– Это просто новый сорт. Куда вы после Сигмы Дракона, на
– Не знаю… Пока не ясно, насколько мы вообще сможем воспользоваться заложенной Странниками программой. Нас ведь должно было быть тринадцать, а осталось только десять. И лет нам всем считай под сто.
– Почему вы вообще так надеетесь на оружие Странников? – подал голос почти не видимый в темном углу брат Ригг. – Сами они этим оружием, почему-то, не воспользовались. Или же оно им не помогло.
– Вот Комов так и говорил, – повернулся к монаху Корней. – У него больше надежды на Малыша с Колдуном. На Малыша особенно. Его ведь Комов, собственно, и открыл на Ковчеге. Малыша, то есть Пьера Семенова, воспитывали с младенчества тамошние негуманоиды, и вот теперь Капитан думает, что против Метагомов не сам Малыш действовал, а посредством его – цивилизация Ковчега. Через неизвестные земной науке физические явления. Вас-то с Бартоломью, извините, Комов всерьез не принял.
– Конечно, вам легче поверить в неизвестные физические явления, чем в простую общую молитву разнопланетных праведников. Трех праведников и меня, – деликатно уточнил Ригг.
– О неизвестных физических явлениях мы пока ничего не знаем, а о молитвах знаем точно, что это всё обман, – Корней победно взглянул на монаха с высоты своего табурета.
Ригг поднялся и молча покинул полутьму бара, открыв на секунду ослепительный прямоугольник выхода.
– Зря ты его так, – Хэнг осуждающе выпятил губу. – Это ведь он сумел вызватьКолдуна и Малыша с Саракша и Ковчега.
– Ну, знаешь, во-первых, не он, а Бартоломью Содди по его просьбе. А, во-вторых, на Земле только у КОМКОНа-2 есть привилегия при необходимости быть мистиками, невеждами и суеверными дураками…
Вин не стала слушать дальше. Рейс до Айгона почему-то откладывался, приходилось как-то убивать время. Она вышла наружу, под беспощадное дневное солнце Мирза-Чарли. Рядом, в прозрачной тени акации, стоял черным столбом монах, подслеповато оглядывая из-под капюшона пустынную улицу.
– Вы летите с нами, брат Ригг?
– С вами? Нет, Вин. Мне предстоит еще много сделать на Земле. Здесь не так всё плохо, как могло показаться вначале… Иногда тут спрашивают «зачем?», иногда хотят странного. Возрождение начинается с малого. Кто-то не идет в общую столовую, а готовит еду у себя; кто-то не отдает детей в приют. Значит, появляется свой очаг, свой дом, семья, а с ними придет и вера.
– Не вера, жизнь… Брат Ригг, – Вин помялась. – Может, Вам всё же надо вернуться на Гиганду? Вам ведь уже удалось победить Метагомов на Земле. Прогоните их теперь от нашего солнца!
– Победить Оборотня можно только в собственном сердце, – Ригг низко надвинул пыльный клобук, в черных прорезях блеснули глаза. – У нас, хвала Создателю, немало бодрствующих, а в этом мире мне уготовано разбудить еще многих спящих…
Ригг молча осенил ее благословением, повернулся и зашагал вдоль улицы в струящееся жарким марево:
– От святых мест бредете, страничек? – крикнул, поравнявшись с ним, пухлый землянин на укрытом кондиционирующим полем велосипеде. – А нет ли опиума для народа?