Алеф (CИ)

Глебов Виктор

– Я уже всё решил.

– Верю, но должен убедиться.

– Придётся подождать запуска вируса.

– Разумеется. Мне просто хотелось знать, что мы понимаем друг друга.

– Тебе не обязательно умирать.

– Кто-то должен.

– Откажись от идеи запуска ракет. Я не стану менять вирус.

Голем качает головой.

– Искупление. Помнишь?

– Ты не можешь быть уверен, что я не откорректирую вирус потом.

– Убьёшь её?

Ренегат говорит о Марне. И о любви. Я должен задать ему вопрос.

–

Ты приходишь ко мне из любопытства, - Голем откидывается на спинку кресла, глаза его закрываются.
– Ждёшь откровений. Я постараюсь тебя не разочаровать.

– Вы умеете любить?

– Как и вы.

– Но химия тела…

– Химия легко воспроизводима. Дело не только в ней. Суть любви в последствиях.

– Объясни.

– То, что ты делаешь, когда любишь. Для того, кого любишь. Марна отдала себя тебе. Ты решил оставить ей жизнь. Разве этого мало?

– Нет, - я качаю головой.
– Дело не в ней. Я не превратил вирус в оружие истребления искинов не из-за любви.

На губах Голема появляется улыбка. Он словно ждал этого признания.

– Разумеется, из-за неё, - говорит он, не поднимая век.
– Хотя ты прав: Марна здесь была ещё ни при чём.

Фёдор открывает дверь. По его лицу ясно, что случилась неприятность.

– В чём дело?
– спрашиваю я, отдавая дворецкому пальто.

– Приходил Лемарский. Сказал, что вернётся завтра.

– А чего он хотел?

– Я спросил, что передать, но он не ответил.

– Ну, мне нечего добавить к уже сказанному. Будь добр, принеси курительные смеси в гостиную.

Полицейский меня сейчас беспокоит в последнюю очередь. Даже если он убедится, что я убил Шпигеля, мою вину пока невозможно доказать: нет ни трупа, ни мотива. Марна, скорее всего, не станет топить меня.

Фёдор возвращается с подносом в руках и ставит его на журнальный столик.

– Ужин подавай минут через двадцать.

– Хорошо, господин Кармин.

– Марна дома?

– Да. Сказать ей, что вы пришли?

– Не надо. Увидимся в столовой.

Фёдор выходит, а я заправляю испаритель смесью и «раскуриваю».

Если подумать, виртуальность - игра для взрослых, имитирующая жизнь. Врачующая раны, оставленные упущенными возможностями. Люди, окружающие меня здесь - либо симуляторы, либо такие же игроки, как я. В последнее время мне всё труднее убеждать себя, что происходящее - реально. Это не значит, что я хочу, как Олег, переселиться в действительность. Меня не удовлетворяет ни одна из сторон: я будто завис в самом зеркале.

Спустя четверть часа в гостиную заглядывает Фёдор, чтобы пригласить меня в столовую.

Марна уже сидит на своём месте. Подхожу, чтобы поцеловать её.

–

Привет, - говорит она.
– Ты сегодня долго.

– Виделся с нашим общим знакомым.

– Что-то изменилось?

– Нет. Обменялись мыслями о будущем.

– Вы нашли общий язык?

– Надеюсь, что да. Главное, чтобы он не передумал.

– Полагаю, он всё решил.

– Решить и сделать иногда совсем не одно и то же.

Входит Валентина с кастрюлей в руках.

– Неспокойно стало у нас в доме, - заявляет она, ставя ношу на стол.

– Суп на ужин?
– спрашиваю я.

– Нет, господин Кармин, это тушеная телятина.

– Что тебя беспокоит?

Валентина начинает накладывать нам с Марной дымящиеся куски аккуратно нарезанного мяса.

– Людей много ходит. Полиция наведывается. И без детишек ваших я скучаю. Витя вон до сих пор где-то мыкается.

– Не пропадёт. Небось, у матери прячется.

Валентина смотрит на меня, не скрывая удивления. В её взгляде мелькает подозрение: не устал ли я от игры, не хочу ли нарушить негласные правила и повести себя так, словно наша жизнь в Киберграде - иллюзия? Все юзеры должны делать вид, что происходящее в виртуальности - подлинно. Цифровой мир держится на поддерживаемой всеми лжи.

Я отпускаю Валентину и беру вилку. Ем медленно, почти не чувствуя вкуса. Мои мысли вращаются вокруг Зои и Марны: их образы тесно сплелись в сознании, и мне трудно разделить их. Да и нужно ли? Кажется, киборг и его аватар представляют половины одного существа. Я должен научиться воспринимать их целостно, словно андрогина.

– Тебя больше не беспокоит судьба сына?
– спрашивает Марна, прерывая наше молчание.

– Наверняка он взрослее, чем кажется.

– Осторожнее, - Марна с притворным испугом округляет глаза.
– В Киберграде такие шутки считаются дурным тоном.

В её глазах, в её улыбке я вижу всё, что мечтал найти в женщине. Пусть миры сольются воедино, а плоть растает, обратившись в цифровой код - я не хочу знать разницы между людьми и киборгами, между реальностью и действительностью.

– Я люблю тебя, Марна.

Дай мне испить из твоей чаши.

Я лежу, глядя в потолок. Его покрывает роспись: копия картины Микеланджело «Сотворение Адама». Я установил её пару дней назад - взамен прежней, называвшейся «Мучения Святого Антония».

Меня всегда удивляло, почему Бог тянется к своему творению изо всех сил, а первый человек сидит, вальяжно развалившись, и едва утруждает себя ответным жестом. Рука Адама опирается о колено и согнута в запястье. Достаточно распрямить её, чтобы соприкоснуться с Творцом, но человек этого не делает.