Алекс [СИ]
Шрифт:
На последнем слове связь оборвалась и экран моргнул синим фоном. Друзья медленно поднялись и вышли из кабинки.
— Ну вот, я же говорил, что они будут за тобой по всему космосу бегать, а ты не верил.
В голосе Ксиу сквозила легкая ревность.
— Ерунда, случайность, — отмахнулся Алекс и намекнул, — а у тебя появляется прекрасная возможность добиться взаимности от одной из них.
Ксиу подумал секунду и согласно кивнул.
На выходе из рубки связи друзей встретили трое мрачных агентов ДУШ. Один из них бесцеремонно оттеснил Ксиу в сторонку, и двое других больно завернули Алексу руки, так, что он уткнулся носом в собственные
— Вы Алексей Дронин, пилот?
— Нет! Это не я! — завопил Алекс от боли и страха перед надвигающейся инвалидностью.
— Мы так и знали…. Пойдемте, господин младший лейтенант, поговорим. Нам надо задать вам пару сложных вопросов. Есть огромное желание получить от вас на них ответы, и желательно правильные.
А Алекса потащили по длинному коридору. Ксиу дернулся, чтобы возмутиться, но агент так впечатал ему кулаком в солнечное сплетение, что он моментально разучился дышать и медленно осел на холодный, металлический пол.
17
На знойную, песчано-каменистую планету Затизанд — главную судоверфь федерации, пришел неожиданный праздник, по этому случаю даже объявили сокращенный рабочий день. Праздник был не совсем обычен и не был приурочен к какой либо знаменательной дате, просто по приглашению высокопоставленных лиц, на Затизанд прибыл столичный театр со своим новым спектаклем. Спектакль назывался «Три потуги», состоял из двадцати актов и без перерыва мог идти почти пятнадцать часов. Естественно целых пятнадцать часов глазеть на сцену никакой человек не выдержит, и потому бессменный хит всех сезонов был логично разбит на три части, по пять часов в каждой и давался в течение трех дней. Получался прямо какой-то сериал. При этом спектакль трижды планировалось повторить и показать по центральному телевидению. Более семисот человек прибыло на Затизанд в качестве гостей, и разместить всех по гостиницам удалось с огромным трудом. Столько гостей здесь ни разу не встречали.
Шел второй день премьеры. Губернатор Гихилиан вместе со всем своим кабинетом сидел в шикарном ложе открытого амфитеатра и с отвращением смотрел на происходящее на сцене действо. Спектакль ему совсем не нравился, но приходилось терпеть. Произведение, которое обожал сам президент Охо Рабзол и особенно его супруга, обязаны были посмотреть все без исключения крупные и средние чиновники. Иначе на стол президента мог лечь подробнейший донос, а он не совсем понимал, как можно не любить такое искусство.
Сюжет спектакля был, если говорить мягко, немного странным. В нем рассказывалось о жизни одного молодого художника, который от хронического безденежья и вечной голодухи изобрел новый способ написания картин. Делал он просто. Художник брал несколько чистых стаканов и наливал в них по сто миллилитров растительных красок различных цветов, потом аккуратно ее выпивал и взбалтывал животом. Когда краска в желудке слегка перемешивалась с желудочным соком, он вставлял два пальца в рот и на холст выплескивался готовый натюрморт. Все! Дальше художник сушил картину и продавал за бешенные деньги. С большими деньгами к художнику пришла и большая слава, а за ней и любовь в количестве семи крепких телом и духом невест. Каждая невеста была с большими запросами, так что парню пришлось потрудиться для их обеспечения. Этим он заработал себе язву. Вдобавок, каждая невеста, если уж и не знала о существовании соперниц, то, по крайней мере, догадывалась, и потому отчаянно пыталась привязать
Таков сюжет был вкратце — совершенно имбецильный.
Во время девятого акта, когда актер, игравший главную роль, в очередной раз сотворил свое произведение, Гихилиану стало особенно противно. Он с трудом подавил свой спазм в желудке и, склонившись к Валонсио, шепнул:
— Меня сейчас самого стошнит, честное слово. Я не могу больше на это смотреть.
Его секретарь понимающе закивал.
— Нам нет необходимости смотреть все от начала до конца, — также шепотом ответил Валонсио. — Можно втихаря смыться.
— А двойники готовы?
— Конечно. Надо только найти какое-нибудь дело государственной важности, требующего немедленного решения.
— Отлично, Вано, давай, найди нам такое дело, — приказал губернатор и огромным усилием воли заставил себя посмотреть на сцену.
Валонсио не стал долго мудрствовать, а просто взял да и позвонил себе домой. Дома, естественно, трубку никто не взял, сработал автоответчик, секретарь поплотнее прижал к уху трубку и сделал вид, будто с кем-то соединился.
— Это Валонсио, — представился он своему автоответчику и принялся разыгрывать свой спектакль. — Как там у нас дела, все нормально? Угу…, ага…, да-да-да. Да вы что?! Фермы, говорите? А что с ними?… Конечно, раз такое дело, то немедленно выезжаем. Немедленно.
Он отключил телефон, сунул его в карман и сделал вид, что шокирован дурной вестью. Тут подыграл губернатор.
— Не пугай меня, Вано. Говори, что случилось. Ну же….
— Фермы, господин губернатор, что-то там произошло.
— Что такое?!
— Не знаю, — сокрушенно покачал головой Валонсио. — Но думаю, там необходимо наше присутствие. Просто крайне необходимо.
— Тогда нельзя терять время, мы обязаны узнать, что там произошло. Мы уходим, — губернатор споро поднялся со своего места и обратился к людям своего кабинета. — Господа, мы вынуждены вас покинуть. Наши места займут двойники, но не обращайте на это никакого внимания. Считайте что они это мы. Ведите себя как обычно…. Нет, господа, нас сопровождать не надо, мы сами управимся. Не надо, я говорю…. Не надо, разве непонятно?! Вот так-то…. Всего хорошего, господа. Наслаждайтесь спектаклем, он до безумия прекрасен. Просто обида берет, что мы его пропускаем. Мы с Валонсио постараемся вернуться как можно быстрее.
С этими словами Гихилиан максимально быстро чесанул из ложи и следом за ним выбежал его секретарь. Кабинет губернатора от злости и разочарования заскрипел зубами.
Геликоптер в полной готовности стоял неподалеку от амфитеатра. Пилота не успела предупредить охрана о том, что первые лица сбежали со спектакля, и потому его пришлось некоторое время искать. А найдя, губернатор и его секретарь без промедления забрались в чрево винтокрылой машины, и уже через пять минут они были в воздухе.