Александр Агренев. Трилогия
Шрифт:
– Сядет в уголок и вроде как и не интересно ему. Песий сын!
– Ладно. А! Совсем забыл, Валентин Иванович о тебе в своем письме справлялся.
– Поди ж ты, не забыл! И ему мой поклон передавай, Александр Яковлевич. Как оно тама?
– Слава богу, без накладок пока. Первую сотню «рокотов» на склад отправили, патроны начали выделывать. Скоро посылка придет с образцами, вот и полюбуемся.
В первых числах декабря на заставу пожаловали нежданные гости, и если подполковник Росляков был привычен, то чиновник Таможенного департамента…
– День
Немного напрягшийся при виде начальства штаб-ротмистр успокоенно поздоровался в ответ – раз уж разговор начинают с имени-отчества…
– Позвольте вам представить моего спутника. Господин Хлудов, Николай Степанович, имеет честь служить в Таможенном департаменте в чине коллежского асессора. Сергей Юрьевич, господин Хлудов желает переговорить с поручиком князем Агреневым. Вы не могли бы послать вестового за ним?
Когда Александр зашел в канцелярию, то первое, что он увидел, – недовольно-высокомерную мину на лице (вообще-то на язык просилось «харя») незнакомого ему чиновника.
«Можно сказать, любовь с первого взгляда. Специально такого послали, что ли? Или чем толще рожа, тем выше чин?»
Представив чиновника еще раз, подполковник поудобнее расположился и сделал приглашающий жест.
– Вы можете начинать, господин Хлудов.
– Благодарю, господин подполковник.
Чиновник помедлил, видимо подбирая нужные слова, затем негромко прокашлялся и выдал:
– Скажите, поручик…
– Великодушно прошу простить, что перебиваю, но для вас я «ваше благородие» или «ваше сиятельство». Только так и никак иначе. Прошу, продолжайте.
Побагровевший чиновник дернул щекой, но все же вспомнил, на чем его прервали.
– Так вот, мне поручено осведомиться…
– Еще раз прошу прощения – кем поручено?
– Господином коллежским советником Вятовым! Я могу наконец продолжить? Сведения о том, что в городе Сестрорецке у вас имеется завод, соответствуют действительности? Он и вправду принадлежит вам?
– А что, есть какие-то сомнения?
Глядя на поручика, нельзя было сказать, что он тяготится разговором. Скорее немного скучает. А подполковник и штаб-ротмистр и вовсе молча наслаждались разворачивающимся действом: их сослуживец демонстративно и с некоторой ленцой унижал чиновника, уверенно доводя последнего до белого каления.
– То есть – да?! Тогда я попросил бы вас объяснить, откуда у вас взялись такие деньги!
– Плохо просите, плохо. Вот если бы на коленях…
– Да… вы… Да что вы себе позволяете! Вы не смеете!
– Я? Это вы только что позволили себе оскорбить и честь четырнадцатой Ченстоховской бригады, и лично меня как офицера. Вы вообще понимаете, что и у кого вы спрашиваете?
– Я требую объяснений!
– Хм. А покажите-ка мне, любезный, предписание или какую другую бумагу, дающую право вам, гражданскому чину, требовать что-то от офицера Русской императорской армии? Что, неужели не озаботились выправить?
Последнее слово поручик произнес вполголоса и спокойно, но замерли все присутствующие – столько властности и угрозы прозвучало.
– На любые вопросы я отвечу только своему командованию. Или в суде, только тогда и я подам встречный иск и обязательно выиграю процесс. Вы же здесь никто и звать вас никак. Я доступно излагаю? Тогда я вас более не задерживаю…
Чиновник так торопился, что едва не выскочил на улицу без шубы. А подполковник Росляков, проходя мимо своего подчиненного, одобрительно кивнул, обернувшись напоследок уже на пороге:
– Всего хорошего, господа!
Глава 34
В середине декабря наконец-то прибыла долгожданная посылка от Греве. Вернее, четыре увесистых, немаленьких и крепко-накрепко заколоченных ящика, за которыми князю пришлось лично проехаться в почтово-багажное отделение железной дороги. Едва Александр и его денщик затащили в квартиру последний ящик, тут же нарисовался радостный унтер, причем не один, а в компании с маленьким ломиком.
– Вот, командир, у Трифона Андреича одолжился!
Даже с инструментом Григорию пришлось изрядно повозиться: неизвестно, кто именно упаковывал посылку, но железных лент и гвоздей явно не жалели, как и хорошего дерева.
Кррааак!..
Доска наконец поддалась, напоследок жалобно хрустнув. Резко запахло оружейной смазкой, а стоило убрать промасленную тряпку, как тускло засияли воронением аккуратно (и плотно) уложенные пистолеты – десяток «плеток» и по пятнадцать штук «рокотов» и «орлов».
– Эх, красота!
– Ты не останавливайся, раз уж начал.
– Тоже верно.
Спустя пять минут последняя часть четырехкомпонентной посылки лишилась крышки, а унтер в очередной раз лишился речи: на пол посыпались разнообразные ножи с чудной неровно-волнистой заточкой, ложки и вилки с вытравленными на них узорами, непонятные латунные коробочки, еще более непонятный инструмент. И самое интересное – складные перочинные ножи в брезентовых чехольчиках. Однолезвийные и ножи-бабочки были осмотрены и одобрены Григорием и денщиком с редким единодушием, после чего пришел черед десятка ножей со странно толстыми рукоятками.
– Ого! Глядь, Савватей, это ж сколько лезвий! Ты смотри – шило… Ух ты, вилка! Отвертка, штопор… О, напильничек… Справная вещица, как есть справная. А эт чего, командир?
Александр в это время любовался первым серийным «рокотом». То есть не первым, конечно, первые пронумерованные сто штук каждой из трех моделей осели на складах до его особого распоряжения. Все равно – одним из первых! Особенно нравилось выбитое на ствольной коробке клеймо, бывшее в девичестве знаком радиационной опасности. Было радостно и немного грустно.