Александр Беляев
Шрифт:
Вдобавок к членству в комиссиях Общества любителей изящных искусств Беляев избран еще и товарищем (то есть заместителем) его председателя [117] . Поэтому слово его звучит весомо:
«23 октября в помещении губернского земства на литературном вечере, устроенном обществом любителей изящных искусств, В. А. Карелиным был прочитан доклад „Уайльд об искусстве“. <…> А. Р. Беляеввысказал несколько интересных мыслей о причине перелома в душе Уайльда» [118] .
«9-го ноября в 5 часов вечера в помещении купеческого собрания состоялось общее собрание членов глинкинского музыкального кружка по вопросу о чествовании памяти Л. Н. Толстого.
<…> Председателем вносится предложение об отчислении части чистого дохода с первого концерта в пользу фонда имени Л. Н. Толстого. Н. Е. Разумовский и Н. М. Тумилло-Денисович предлагают с этим вопросом обождать, так как неизвестно, даст ли доход концерт.
А. Р. Беляев.Общее собрание может сделать условное постановление:
А. Р. Беляеввносит предложение избрать представителя кружка в думскую городскую комиссию, организованную для разработки вопроса об увековечении памяти Л. Н. Толстого. <…>
8-го ноября состоялось экстренное заседание правления. <…> Обсуждение детального плана чествования памяти Толстого было отложено до разработки этого вопроса в думской городской комиссии, куда были избраны представителями о-ва В. В. Подвицкий и А. Р. Беляев» [119] .
117
Памятная книжка Смоленской губернии на 1911 год. Смоленск, 1910. С. 105.
118
[Б. п.] Литературный вечер // Смоленский вестник. 1910. № 235. 14 октября. С. 2.
119
[Б. п.]Памяти Л. Н. Толстого // Там же. № 250. 12 ноября. С. 3.
Год 1911-й. И снова прием пожертвований для музея [120] . И членство в очередном новом обществе:
«Читателям „Смоленского вестника“ уже известно, что недавно в Смоленске открылось новое общество содействия физическому и умственному развитию. <…>
Сегодня новое общество открывает свою деятельность организацией литературно-вокально-музыкального вечера, в котором примут участие О. А. Бузыцкая (рояль), А. Р. Беляев(чтение), Н. Н. Иванов (декламация), М. Н. Колосова (пение), Л. Я. Левитан (виолончель)… Затем будет играть хор балалаечников под управлением А. Г. Чухалдина» [121] .
120
[Б. п.]Музей общества изучения Смоленской губернии // Там же. 1911. № 66. 22 марта. С. 3.
121
[Б. п.] В о-ве содействия физическому и умственному развитию // Там же. № 221. 8 октября. С. 3.
Посмотришь — культурная жизнь бьет ключом. Вот только одно обстоятельство, общее для всех этих обществ и начинаний, смущает — участники. И не то, что каждый раз их не больше 40–60 человек, а то, что всюду и всегда это одни и те же люди. И к какому бы культурному делу ни прикладывали они свои руки, главным остается одно — все они дилетанты. Нет среди них ни писателей, ни поэтов, ни актеров, ни ученых — хотя бы и невыдающихся. Они читатели, зрители, слушатели, короче — публика. А то, чем они занимаются, это — взаимное самообслуживание и имитация разнообразных художеств. И пока Беляев срывал аплодисменты такой аудитории, ничего из него выйти не могло…
Но и это, при всех изъянах, все-таки праздничная сторона жизни, для души, отдушина… А вот — рабочие будни.
25 февраля 1911 года. Дело о самовольной порубке леса. Истцы — Рославльский и Ельнинский сиротские суды. Обвиняемые — Скундин, Хазанов и Маргорин. Нанесенный ущерб — 28 тысяч рублей. Но сироты требуют взыскать с подсудимых 100 тысяч. Хазанова и Маргарина защищает помощник присяжного поверенного А. Р. Беляев. В ходе слушания дела Беляев сделал заявление для суда:
«Сейчас во время перерыва ко мне подошел один из свидетелей по делу, г-н Козьменков (ельнинский городской староста), и предложил не ставить ему во время допроса такие вопросы, какие для него неприятны, угрожая, что в противном случае он найдет способы со мной сосчитаться. Прошу слова эти, сказанные во время судебного разбирательства, занести в протокол!»
Судье Козьменков сказал, что во время допроса одного из свидетелей защитник Беляев, упоминая его, Козьменкова, фамилию, допустил замечание, тон которого он считает для себя обидным.
На вопрос судьи: что это за возможность свести счеты? — Козьменков заявил, что всего лишь имел в виду власть судьи, которому он хотел пожаловаться на обидчика [122] . Объяснения Козьменкова судью, видимо, удовлетворили, и заявлениям Беляева об отсутствии в действиях подсудимых состава преступления — они рубили и продавали свой собственный лес — не внял. И Беляев процесс проиграл — всех подсудимых суд признал виновными [123] .
122
[Б. п.] Суд // Смоленский вестник. 1911. № 45. 26 февраля. С. 2.
123
[Б. п.] Суд // Там же. № 46. 27 февраля. С. 2; [Б. п.] Дело о порубке леса// Там же. № 47. 1 марта. С. 2; № 49. 3 марта. С. 2–3.
Хорошо хоть обидчивый Козьменков не успел с адвокатом разобраться:
«10 марта вечером в квартире г-на Козьменкова в г. Ельне по предписанию властей был произведен обыск, находящийся в связи с арестом его. <…> Между прочим, передают, что основанием к привлечению к аресту Козьменкова
124
[Б. п.]К аресту ельнинского старосты //Там же. № 66. 23 марта. С. 3.
Впрочем, на судьбе беляевских подзащитных и это никак не сказалось — при вторичном (по апелляционной жалобе) слушании дела приговор был оставлен без изменений [125] .
А вот и удача:
«Вчера в смоленском окружном суде слушалось интересное дело по иску смоленского отделения Государственного банка к Н. И. Верховскому 300 руб. по векселю. Николай Иванович Верховский рабочий „молотобоец“, живущий постоянно в Москве, получив повестку о предъявлении к нему иска по векселю, был очень обескуражен, так как никогда в Смоленске не бывал и векселей не выдавал. По просьбе его поверенного, пом. присяжного поверенного А. Р. Беляева, была произведена экспертиза сличения почерков его доверителя и — неизвестного векселедателя, также Николая Ивановича Верховского. Экспертизой было установлено полное различие почерков и Государственному банку в иске было отказано. Таким образом, из-за „фамильного сходства“ Н. И. Верховский отделался сравнительно легко: пришлось лишь — потратиться на дорогу в Смоленск да из-за этой поездки потерять место на заводе, где он служил» [126] .
125
[Б. п.]Самовольная порубка леса // Там же. № 239. 30 октября. С. 3.
126
[Б. п.]Из-за сходства фамилий // Там же. № 127. И июня. С. 2.
Еще одна победа:
«24 октября… <…> прослушано было дело о замышинском сельском старосте Гжатского уезда крестьянине Сергее Васильеве. Он обвиняется в том, что растратил 106 р. 97 к., собранных им общественных сумм, подделав в оправдательных документах целый ряд исправлений, так: цифру года 1905 исправил на 1906; исправил сумму расписки с 2 р. на 12 и т. д.
Подсудимый не признает себя виновным.
Свидетели все показывают не в пользу подсудимого.
Защитник, пом. присяжного поверенного А. Р. Беляев,признавая растрату, говорит, что подлог не доказан, и просит палату судить Васильева только за растрату.
Палата приговорила Васильева (за растрату) к 1 году тюрьмы» [127] .
127
[Б. п.]Судебная палата // Смоленский вестник. 1911. № 236. 27 октября. С. 2.
А вот другое дело — судят фальшивомонетчиков. Слово имеет защитник крестьянина Карла Юмика, А. Р. Беляев, который:
«Не отрицая того большого вреда, который приносит государству фабрикация фальшивой монеты, в то же время считает, что положенное за это наказание слишком велико. Прокурор сказал, говорит защитник, что за подделку фальшивых денег полагается каторга, а я добавлю, что от 8 до 12 лет. Такое же наказание грозит и за убийство. И неужели вы, гг. присяжные заседатели, оцените человеческую кровь фальшивой 3-рублевкой? Во времена Алексея Михайловича за подделку монеты виновному в горло вливали расплавленный металл. Представьте, если бы у вас потребовали этого теперь. Я уверен, что вы этого не сделали бы. Жизнь идет вперед, и от влития в рот расплавленного металла законодатель перешел к каторге, а завтра, быть может, перейдет к еще более легкому наказанию. Защитник полагает, что уж не такой большой вред нашему государственному бюджету принес Юмик, распространив 50 штук фальшивых 3-рублевок. Останавливаясь на указанных прокурором нравственных мучениях, перенесенных лицами, у которых были отобраны фальшивые деньги, защитник опять предлагает присяжным заседателям положить на чашу весов нравственное мучение и наказание, равное каре за убийство. Затем защитник переходит к разбору фактических данных. Заканчивая речь, он говорит: Я полагаю, что факт привлечения к суду по обвинению в каком-либо преступлении еще никому не дает права оскорблять привлекаемого.
Здесь же, из уст г-на прокурора, я слышу, что он не верит тому, что обвиняемым могли принадлежать процентные бумаги, рассказывает о разбойных нападениях на имение Бауфало, на контору Заикина. Но дело о Бауфало уже прекращено, и мой подзащитный по нему больше не привлекался, за недостаточностью улик. Если же он и был привлечен, то это была ошибка правосудия, как бывают иногда ошибочными и смертные казни. Указывая затем на бедственное положение своего подзащитного, А. Р. Беляев просит облегчить его участь».
Встает товарищ прокурора Л. А. Зубелевич и попрекает защитника молодостью и незнанием жизни:
«Да что такое каторга? Это только одно слово. Раньше каторга была на острове Сахалине, а теперь выйдите за Молоховские ворота [Смоленского кремля]— вот вам и каторга. Разница лишь та, что из этой каторги люди посылаются в Сибирь, где они приписываются к крестьянским обществам и живут там очень хорошо. В Сибирь теперь направляются тысячи переселенцев. Затем прокурор опять поддерживает обвинение против всех обвиняемых».