Александр II
Шрифт:
На следующий день после коронации царь и царица принимали поздравления дворянства в зале Святого Андрея Первозванного Кремлевского дворца. В последовавшие дни состоялись два бала и маскарад в Кремле, спектакль в Большом театре, балы в посольствах Франции и Австрии. Для простонародья были организованы увеселения на Ходынском поле, где в изобилии раздавались бесплатные еда и напитки. Предусматривался даже фейерверк. Перед ларьками раздачи столпились двести тысяч человек. Неожиданно хлынул проливной дождь, и в тут же образовавшейся грязи вспыхнули драки за кусок подмоченного хлеба. Суеверные люди увидели в этом дурное предзнаменование.
Все европейские державы имели на празднествах своих представителей, но среди когорты принцев и послов наибольшее внимание привлекали лорд Гренвилль, посланник королевы Виктории, и герцог де Морни, посланник Наполеона III. Последний пользовался особой симпатией. Ведь он приехал из Франции, страны, ставшей новой союзницей! Он принимал у себя таких знаменитостей, как герцог де Грамон-Кадерусс, маркиз де Галлиффе, князь Иоахим Мюрат… Роскошь его приемов вызывала у русских восхищение. Он разъезжал по московским улицам в карете с позолоченными колесами, запряженной шестеркой английских лошадей. Его лакеи и кучера были одеты в шитые золотом белые ливреи, напудренные парики, треуголки и красные жилеты. Князь Александр Горчаков был с ним на дружеской ноге. Царь сказал ему во время их первой встречи: «Рад видеть вас здесь. Ваше присутствие знаменует собой
Если Франция была окружена при российском дворе самым почтительным вниманием, то же самое нельзя сказать о «неблагодарной Австрии». Несмотря на все величие своей души, Александр не мог забыть предательство Франца-Иосифа. Спустя три года он еще порадуется поражениям австрийских армий от французов при Мадженте и Сольферино. Будучи Гогенцоллерном по матери, он всегда больше симпатизировал Пруссии. Помимо всего прочего два двора связывали давняя общность интересов в отношении раздела Польши. Это довольно сомнительное сообщничество, которое вело свою историю от эпохи Екатерины Великой, лежало бременем на совести Александра, но он отказывался что-либо здесь менять. Определенным ситуациям, неприемлемым в данный момент, – считал он – история придает необратимый характер. С Польшей судьба обошлась несправедливо, и с этим ничего нельзя было поделать. Кто бы ни позволял себе поднимать в присутствии царя польскую проблему, он удостаивался его ледяного взгляда. «Он осмелился говорить со мной о Польше!» – произнесет он однажды трясущимися от гнева губами после встречи с Наполеоном III (летом 1857 года в Штутгарте). Ему было непонятно, почему европейцы никак не могут уяснить себе, что польский вопрос – это внутреннее дело России, семейная ссора между славянами, в которую иностранцам совершенно не пристало вмешиваться.
Глава IV
Освобождение крепостных
Уже давно Александр сознавал, что в его стране существует чудовищный анахронизм – крепостное право. Во Франции этот институт был упразднен в 1789 году, в центральной Европе чуть позже, и Россия, таким образом, отставала от своих соседей не менее чем на полвека. Этот феномен вызывал еще большее удивление с учетом того, что в древней Московии работники были вольными людьми. Правительство лишило крестьян права менять место жительства, поскольку так было легче набирать их в солдаты и осуществлять над ними налоговый и административный контроль. Петр Великий еще более усугубил положение этих несчастных, стерев существовавшее до него различие между людьми, прикрепленными к земле, и собственно рабами. Либеральная Екатерина II и ее сын Павел I продолжили дело закабаления крестьян, раздавая населенные ими земли своим фаворитам. Между хозяевами и крепостными лежала глубокая пропасть. В забитом, униженном мужике едва ли можно было угадать современника и соотечественника его помещика, воспринявшего западный образ жизни. Последний имел в своем распоряжении человеческий скот. Он продавал, женил, наказывал, отправлял в солдаты на двадцать пять лет принадлежавшие ему «души». Желая облегчить участь крепостных, Александр I в то же время боялся поколебать устои российского самодержавия и вызвать недовольство дворянства. Его преемник Николай I, несмотря на свои похвальные намерения, также отступил перед бескомпромиссной позицией землевладельцев. В конце своей жизни он однажды признался: «Трижды я предпринимал атаку на крепостное право и трижды терпел неудачу. Очевидно, это знак Провидения». Вне всякого сомнения, он делился с сыном своими тревогами. Он даже назначил Александра председателем одного из Тайных комитетов, чья задача заключалась в изучении возможности постепенного освобождения крестьян. Разумеется, этот комитет прекратил свое существование, так и не добившись каких-либо результатов. Теперь, когда Николай I отошел в мир иной и завершилась Крымская война, Александр II вернулся к этой проблеме, полагая, что выполняет тем самым волю покойного. Он должен был попытаться сделать то, что не удалось сделать его отцу. Эта задача, считавшаяся невыполнимой, завораживала и пугала его.
В России на шестьдесят один миллион населения приходилось пятьдесят миллионов крепостных, из которых двадцать шесть миллионов принадлежали короне, а двадцать четыре – дворянам, мелким и крупным помещикам. Другими словами, на одного свободного человека приходилось шесть несвободных. Одни крепостные выполняли функции слуг, другие обрабатывали помещичьи земли, третьи, выплачивая своему хозяину оброк, выбирали себе работу по своему усмотрению за пределами поместья, иногда даже в городах. Но, несмотря ни на что, все они представляли собой не более чем имущество своего хозяина. Последний, взамен подчинения со стороны крепостных, должен был обеспечивать им покровительство и поддержку. Завися от него, они были защищены от голода или высылки. С одними добродушные и богатые хозяева обращались хорошо, другие подвергались нещадной эксплуатации, хищническим поборам и жестоким издевательствам со стороны злобных и всемогущих управляющих, заботившихся лишь о том, как бы набить свои карманы. «Идея освобождения крепостных отнюдь не была популярной в нашем обществе в 40-х годах, – напишет Лев Толстой в своих „Воспоминаниях“, – Владение крепостными по наследству казалось делом вполне естественным и необходимым».
Сельское хозяйство, в котором трудились ленивые и лукавые работники, приходило в упадок. Увеличение количества дней барщины не способствовало пополнению амбаров. Измученные крепостные пускались в бега. Целые деревни поднимались против своих хозяев, и для подавления бунтов приходилось привлекать войска. За период 1850–1854 годов произошло 40 крестьянских восстаний. Шеф жандармов Бенкендорф пишет в своем донесении императору: «Из года в год среди крепостных крестьян все шире распространяется идея свободы. Случись война или эпидемия, и могут появиться люди, которые воспользуются ситуацией в ущерб интересам правительства». В окружении Александра начали раздаваться голоса по поводу того, что крепостное право является противоестественным пережитком прошлого и что нужно предусмотреть меры по его отмене во избежание социальной революции. Сторонники освобождения имелись в обоих противоборствовавших лагерях, на которые разделились российские интеллектуалы. «Западники», желавшие, чтобы Россия восприняла опыт развития западноевропейских стран, и «славянофилы», ратовавшие за возврат к старым национальным традициям, сходились в одном – в необходимости и безотлагательности реформ. В своем меморандуме, представленном императору, славянофил Сергей Тимофеевич Аксаков осуждает нововведения Петра Великого, который, отойдя от русских реалий, создал в стране атмосферу насилия. Другой известный славянофил Кошелев умоляет царя созвать в Москве, «истинном центре России», делегатов со всей земли русской, чтобы выслушать их предложения относительно освобождения крепостных.
Славянофилы и западники не единственные, кто подталкивал Александра к действию. На том же настаивали и некоторые члены его семьи. Во главе этих сторонников реформ стояли его младший брат, великий князь Константин, и тетка, великая княгиня Елена, вдова его дяди Михаила. Дочь герцога Пауля Вюртембергского, Елена получила у себя на родине блестящее образование под руководством прославленного Кювье. Она любила поражать общество знаниями и смелостью суждений. Благодаря ее усилиям был организован корпус сестер милосердия во время Крымской войны. «Ваши устремления возвышенны и достойны восхищения, – пишет ей император. – Вы утерли не одну слезу, залечили не одну рану, утешили не одну осиротевшую семью». В своем отвращении к крепостному праву великий князь Константин превосходил великую княгиню Елену. Зерна гуманизма, зароненные Жуковским, дали в его душе еще более сильные всходы, чем в душе Александра. Он открыто провозглашал себя либералом. Назначенный главным адмиралом флота, он отменил телесные наказания на кораблях и улучшил питание матросов. В своих беседах с Александром он убеждал брата в необходимости быстрых решений. Горчаков утверждал, что за границей многие, желая унижения России, очень рассчитывают на социальную революцию в стране. Александр колебался. В начале своего правления он заявил представителям московского дворянства: «Вы сами прекрасно понимаете, что нынешняя система владения крепостными душами не может оставаться неизменной. Лучше отменить крепостное право сверху, чем дожидаться, когда оно будет отменено снизу. Прошу вас поразмыслить о средствах выполнения этой задачи».
Итак, царь обращается к дворянам с просьбой помочь ему лишить их собственности. Он понимал, что ничего не сможет сделать без поддержки этого класса богатых и влиятельных людей, чьи представители занимали высшие посты в государстве. Какой бы властью самодержец ни обладал, для претворения своих намерений в жизнь он нуждался в доброй воле тех, кто контролировал управление страной вплоть до самых отдаленных ее уголков. Однако дворяне отнюдь не желали добровольно отказываться от своих привилегий. Если отдельные просвещенные умы с энтузиазмом восприняли идею освобождения крестьян, основная масса землевладельцев отвергала ее, считая несправедливой, опасной и даже антирусской. Неужели царь осмелится покуситься на порядок вещей, освященный столетиями? – задавались они вопросом. Проповедуя необходимость освобождения крепостных, он поворачивается спиной к Екатерине Великой и превращается во француза, англичанина, немца! Тщетно Александр пытался заинтересовать своими планами, еще довольно туманными, представителей высшего провинциального дворянства, наносивших ему визиты в Санкт-Петербурге. Каждый раз он натыкался на стену почтительной глухоты.
Не отчаиваясь, Александр учредил в январе 1857 года Тайный комитет, состоявший из высших сановников, включая Орлова, Долгорукого, Адлерберга, Гагарина, Панина и Ростовцева. После множества совещаний этот комитет признал, что «крепостное право само по себе является злом, от которого следует избавиться», и что «этот институт подлежит обязательной ревизии». Но это была лишь формула вежливости. После беседы с царем Киселев пишет в своем дневнике: «Судя по всему, император твердо вознамерился освободить крепостных, но его донимают со всех сторон, доказывая ему, что эта реформа столкнется с непреодолимыми препятствиями и что она связана с огромным риском». В самом деле, большинство членов Тайного комитета, несмотря на свои заявления, были настроены враждебно в отношении императорской идеи. Эти господа прилагали все усилия, чтобы затянуть дискуссию в надежде, что данный проект, как и предыдущие, утонет в горе бумаг. Разъяренный этими проволочками, император ввел в состав комитета своего пылкого брата Константина. Работа пошла несколько быстрее, однако постоянно возникал один и тот же трудноразрешимый вопрос: можно ли освобождать крестьян без предоставления им земли? Не дать им земли значило обречь их на голодную смерть. Дать им землю значило ограбить землевладельцев. Выразитель воли «рабовладельцев» князь Гагарин заявил, что распределение между крестьянами пахотных площадей приведет сельское хозяйство России к полному упадку. По его мнению, самое большее, что им следовало предоставить, – право пользования собственными домами. Чтобы выйти из этой патовой ситуации, Александр прибегнул к уловке. В Литве, где условия ведения сельского хозяйства были особенно тяжелыми, Николай I ввел систему «инвентаризации», которая определяла взаимоотношения хозяев и крепостных. Она не устраивала ни ту, ни другую сторону, и землевладельцы региона обратились к царю с просьбой пересмотреть ее. Александр воспользовался этим предлогом и в своем предписании от 20 ноября 1857 года приказал генерал-губернатору Назимову создать в Ковенском, Виленском и Гродненском уездах специальные комитеты, призванные изучить возможности освобождения крепостных путем определения их способности выкупить в течение определенного периода времени свои дома с прилегающими участками земли, и временно использовать эти участки для удовлетворения своих насущных потребностей до тех пор, пока они не смогут выкупить их. Царское предписание было доведено до сведения губернаторов и предводителей дворянства всех губерний, дабы побудить других землевладельцев последовать примеру трех литовских уездов. 9 декабря, принимая дворян Санкт-Петербурга, царь заявил им: «Я привык доверять дворянству и возлагаю на вас свои надежды. Мне хорошо известно, что решение этой задачи потребует большой работы… Никакие отсрочки более не допустимы. Необходимо незамедлительно взяться за решение этой проблемы. Такова моя воля». Он распорядился, чтобы эта встреча получила широкое освещение в прессе.
Просвещенная элита российского общества была в восторге от смелой инициативы императора. «От всего сердца поздравляю вас с этим великим событием» – пишет публицист Колбасин Ивану Тургеневу. Критик Анненков тому же Тургеневу: «Близится день, когда мы сможем сказать себе в смертный час: „Теперь я совершенно честный человек“». Тургенев Льву Толстому: «Столь долго ожидаемое событие должно вот-вот произойти, и я счастлив, что дожил до этого момента». Собравшиеся на грандиозный банкет университетские профессора, высшие чиновники, богатые купцы, литераторы и художники всех направлений славили имя монарха. Катков, издатель «Русского Вестника», произнес взволнованную речь: «Сегодня один из тех дней, когда все люди с учащенно бьющимися сердцами объединяются в общем душевном порыве. Счастливо поколение, на долю которого выпадает такое. Спасибо Небесам, что мы принадлежим к этому поколению. Благослови Господь нашего царя и его начинание! Пусть он правит долго, и пусть долго будет источником света и благодеяний для нашей родины!» Гости со слезами на глазах подняли бокалы под портретом Его Величества, обнялись и запели «Боже, царя храни!».