Александр III
Шрифт:
А потом вдруг – хлоп! – эти карьеристы да пьяницы чуть не поголовно устраивают какую-то нелепейшую демонстрацию [39] , которая выеденного яйца не стоит, но из-за которой глупо, бесцельно ставят на карту собственную карьеру и саму жизнь. Чиновники ломают головы: откуда? что за чудеса? А вся опасность как раз и таилась в неразвитости, в слепом и безоглядном увлечении Чернышевским и Писаревым, без всякого самоконтроля и самоанализа.
Тихомирову внезапно сделалось необычайно грустно. Он вспомнил деда-священника, рассказы отца о тихом селе Ильинском Тульской губернии, где был приход деда, большой дом близ церкви, у края откоса, спускающегося к ручью, сосновую рощу, которую он запомнил уже сильно вырубленной. Перед ним пронеслись картины Кавказа, крепость Новороссийск, куда был назначен на службу отец, военный
39
Имеются в виду студенческие волнения в Петербурге в марте 1869.
40
Экспедиция, предпринятая князем М. С. Воронцовым (1782 – 1856), главнокомандующим и наместником на Кавказе (1844 – 1853) в начале 50-х.
Как красив Геленджик! Маленькая бухта в форме круглой тарелки, за крепостью – живописные горы, а с другой стороны – долина, тянущаяся к реке Кабардинке. В самом Геленджике – множество садов и цветников, вход в их дом представлял собой виноградную беседку, где можно было рвать кисти превосходной изабеллы и дамских пальчиков. Посреди площади – могучий дуб, гордость геленджиковцев, – там собиралось местное общество и играл полковой оркестр. А вдоль главной улочки тянулись роскошные пирамидальные тополя…
О чём ещё вспомнилось ему? О детстве, молитвах в дни Херувимской [41] с просьбами к Богу услышать его, об инстинктивной, глубоко заложенной любви к России, о гордости за её громадность и о преклонении перед всемогущим, всевысочайшим царём. Где это всё теперь?
В гимназии любимым автором Тихомирова стал Писарев, и все детские верования растворились и улетучились. Как скоро он переменился! Вспомнил молебен в Феодосии по случаю избавления царя от пули Каракозова и то, как Тихомиров с товарищами вёл себя – несерьёзно, со смешками. В либеральных гостиных уже поговаривали, будто Комиссаров спьяну, нечаянно толкнул руку убийцы, а Каракозова после пытали.
41
Дни Страстной недели (последней недели Великого поста), в течение которой, кроме четверга и субботы, во время перенесения святых даров с жертвенника на престол на литургиях Иоанна Золотоуста и Василия Великого поётся Херувимская – духовная песнь Православной Церкви, получившая название по первым словам текста – «Иже херувимы…».
Отец его соседа по парте, весьма преуспевающий чиновник, говорил за обеденным столом: «Да, конечно, Каракозову не удалось – так его все поносят, а если бы удалось, то спасибо бы сказали…» В классе царили республиканские убеждения и никто ни слова не сказал в защиту монархии. В учебниках и на уроках учителей твердилось одно: времена монархии – пора реакции, а времена республики – эпоха прогресса. Лишь отец, врач-офицер, а затем генерал, собственным чувством, тёплым отношением к императору Николаю I, примерами проявления величия его духа заронил в душе ребёнка начала монархизма. Но противостоять океану демократического республиканизма не было никакой возможности.
Тихомиров с гимназических лет чувствовал себя революционером. Все, кого он читал, выставляли именно революцию в качестве неизбежного блага. У его поколения революция стала верой. И не было ни малейшего подозрения, что она может не случиться. Все Карлейли [42] , Добролюбовы, Чернышевские, Писаревы – то есть всё, что молодёжь читала и о чём слышала, – твердили, будто мир развивается революциями. Тихомиров принимал эту мысль за аксиому, равнозначную соображению о движении Земли вокруг Солнца. Такая же безусловная вера была и в отношении социализма, хотя сам он понимал это учение крайне смутно. Точно так же молодёжь делалась
42
Карлейли – здесь: нарицательное от Карлейль Томас (1795 – 1881), английский публицист, историк и философ, автор концепции «культа героев» как единственных творцов истории.
Такое нигилистическое воспитание, при всей его резкости, было, однако, исполнено противоречий. Идеи коммунизма противоречили безграничной свободе; отсутствие обязательности – требованиям нравственности; статус республики – полной невозможности построения её в евроазиатской России. Вдобавок все эти идеи своей тлетворностью подрывали основы русской души: химерическое блуждание в потёмках с закрытыми глазами. Но такой хаос можно было вынести лишь по молодости, свежести сил, юношеской безответственности, на заре жизни. А кроме того, думалось: впереди университет, который разрешит окончательно все больные вопросы, укажет, что и как делать, внесёт в хаос порядок, свет и мысль.
И вот университет…
– Товарищи! Товарищи! – вопил Михельсон. – Давайте-ка грянем нашу, студенческую! – И, лукавя в мелодии, затянул:
В гареме нежится султан,Ему счастливый жребий дан:Он может жён своих ласкать,Хотел бы я султаном стать…Соседка Тихомирова, жарко дыхнув на него пивом, подхватила:
Но нет – он жалкий человек,Вина не пьёт он целый век…Пение сделалось всеобщим; молчал лишь Тихомиров. «Ну вот, – рассуждал он про себя, – и всё философское содержание студенческого бытия: вино да бабы. Султан ласкает в гареме жён, но не может выпить. Он жалкий человек. К услугам папы римского все вина, зато он лишён женщин. И этот лишь достоин жалости. То ли дело студент!..»
Хор перекрыл между тем рёв Шульги, державшего на коленях Фрузю:
В объятьях – ты, в руке – стакан,Вот я и Пап'a, и султан!– Всё, всё надо менять, – думал вслух Тихомиров. – И государственное устройство, и набившие оскомину шаблоны студенчества. Революция? Но как её осуществить? Долгим просвещением народа? Или, быть может, через государственный переворот?..
С университетской скамьи, от alma mater [43] , которая не раскрывала, а душила всё путное, Тихомирову открылся один путь: в революционеры.
7
По России шёл голод [44] , и революционеры уже работали в глубинке, объясняя, что все беды идут от царя и правительства, а вовсе не от засухи и недорода.
43
Alma mater (лат.) – букв, «питающая мать», традиционное образное название учебных заведений (чаще высших) по отношению к их питомцам.
44
В 1868 ряд местностей России поразил сильный неурожай, особенно пострадала Смоленская губерния.
Решением Александра II наследник был назначен председателем особого комитета по сбору и распределению пособий голодающим. Так как самый тяжкий неурожай поразил Смоленскую губернию, то обследовать положение туда выехала специальная комиссия, составившая подробные отчёты. В них отмечалось, что обстановка серьёзная, но не критическая и что губернские власти вполне справляются со своими обязанностями. Совсем иные впечатления сложились у доверенных лиц наследника – князя Мещерского и Козлова, которые объехали некоторые деревни Вяземского уезда.