Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
А вот дела с воспроизведением и доработкой немецких зенитных ракет шли в НИИ-88 куда хуже. И немецкие прототипы были совсем сырыми, и документацию на них в советской зоне полностью собрать не удалось, особенно по системам управления, да и сами задачи управления были намного более сложными.
Помимо баллистических и зенитных ракет велись работы по созданию крылатых ракет для поражения кораблей типов «корабль-корабль» и «воздух-корабль». В головах руководства возникли прожекты применения их против американских кораблей в Корее, но применять пока было нечего. В числе работ МПСС были системы управления корабельными самолетами-снарядами (крылатыми ракетами) «Щука», и противокорабельного самолета-снаряда «Комета», запускаемого с бомбардировщика Ту-4. Эта последняя разработка велась с 1947 года под руководством П.Н. Куксенко и С.Л. Берии Специальным бюро № 1 (СБ-1) Министерства вооружения. Работы по созданию бортовой аппаратуры для этого комплекса дорого дались и НИИ-885, и НИИ-20, и МПСС в целом очень тяжело. И радиолокационная система управления на борту самолета-носителя, и аппаратура на борту самолета-снаряда,
Вот как вспоминал об этом А.В. Красилов:
«Представление о А.И. Шокине к тому времени сформировалось у меня в значительной мере из рассказов моего однокашника по Киевскому политехническому институту, известного конструктора морских радиолокаторов Михаила Полозова, который еще в тридцатых годах работал с А.И. Шокиным на одном предприятии. М. Полозов, естественно, занимался электронными приборами для морских судов. А.И. Шокин разрабатывал механические приборы того же назначения и в то время был сторонником механических приборов. О преимуществах этих видов приборов они много спорили. Поэтому я был тогда поражен не только большим интересом к электронным приборам механика А.И. Шокина, но и прямо скажем удивительно редким тогда для начальства такого ранга пониманием не только важности применения электронных приборов, но и специфики их разработки и производства, где должны применяться передовые методы из разных областей техники: механики, химии, физики, радиотехники. Видимо, уже тогда А.И. Шокин понимал, как важно в структуре НИИ, разрабатывающих такие приборы, иметь соответствующие подразделения и координировать их работу».
Министерству нужно было принимать экстренные меры. В самом конце 1951 года в Ленинград приехал начальник отдела кадров МПСС Пепеляев с предложением Г. В. Алексенко пригласить А.А. Захарова на введенную специально должность первого заместителя министра промышленности средств связи и одновременно начальником 5-го (электровакуумного) главка. Захаров согласился. На какое-то время он был назначен и начальником НИИ-160. Он вспоминал:
«Министр (Алексенко) на все совещания в «верхах» брал с собой и меня. На одном из совещаний присутствовал конструктор пальчиковых радиоламп Ратенберг. На вопрос Берии, чем надо помочь, <он> попросил мизерную помощь в протяжке специальной проволоки. Я не согласился и назвал много разделов помощи. Тогда Берия отослал меня в другую комнату и потребовал составления проекта постановления Правительства. Я в проекте указал, хотя и в спешке, нерешенные для института вопросы <в т. ч.>: постройку электрички от Ивантеевки до Фрязина, получение большого количества финских домов, льгот для конструкторов и для всего предприятия. Через несколько дней решение Правительства было принято, и работу по его выполнению начали. Когда на одном из заседаний у Берии возник вопрос о главном конструкторе этой серии ламп, я сказал, что есть такой человек в Ленинграде <…>. Я назвал Николая Васильевича Черепнина, главного технолога завода «Светлана», лишенного права допуска к секретным работам. Берия взял телефонную трубку, долго с кем-то разговаривал и в конце концов сказал, что он за него ручается и приказал, чтоб он к нему приехал. Через несколько дней Н.В. Черепнин появился в НИИ-160 как новый главный конструктор виброустойчивых пальчиковых радиоламп. И НИИ-160 скоро начал выпускать виброустойчивые радиолампы. Это стоило больших усилий, экспериментов и затрат. Проводилась калибровка каждого стеклянного баллона, применение двойных слюд, очистка от микрочастиц через удлиненный штенгель, проверка тряской каждого узла и в целом лампы. Так была решена эта проблема с жесткой проверкой инженерами работы каждого рабочего» [237] .
237
Захаров А.А. Полвека в электронике. – М.: ИД «Медпрактика-М», 2012. – 236 с. – С. 50.
Сохранились воспоминания и самого Черепнина, приведенные в его письме А.А. Захарову от 10.10.97 [238] :
«Мне посчастливилось разгадать их [ламп] болезнь: она состояла в том, что уже в готовых лампах в определенных режимах, задаваемых радистами, и при смене их положения возникали короткие замыкания между электродами (иногда временные, а иногда и постоянные). Причиной этого явления были микрочастицы различного происхождения. Мне уже приходилось воевать с этой болезнью на «Светлане».
238
Там же. – С. 159–160.
Для определения источников «зловредных» микрочастиц мною была придумана и внедрена в производство (записана в маршрутные карты) так называемая «пакетная тряска». Для ее осуществления лампы с автомата откачки отпаивались с длинным штенгелем (10 см). Такой штенгель позволял устанавливать лампы вертикально в гнезда двухъярусной панели, изготовленной таким образом, чтобы диаметр отверстия в верхнем ярусе был несколько больше диаметра колбы лампы, а в нижнем – немного больше диаметра штенгеля. Такая
Но каким же большим оказался объем работ по ликвидации в производстве всех источников микрочастиц! Тут и разработка нового сварочного оборудования, и создание чистых комнат, и разработка приборов для контроля запыленности, и многое, многое другое. К выполнению этих работ были подключены многие отделы института: главного механика, энергетика, машиностроения, инструментальный… В коллективе НИИ тогда «зло» шутили: вся энергия НИИ рассеивается на «Аноде». Конечно, разработки других типов спецприборов были приторможены, ибо главное внимание было сосредоточено на лампах «Анода».
Успеху по конструктивно-технологической доработке ПУЛ способствовало и то обстоятельство, что эта доработка велась непосредственно на производстве, минуя посредничество лабораторий, и в ней принимал активное участие коллектив опытного завода. Удивительно или вернее парадоксально, но положительную роль в решении возложенных на меня задач сыграл сам Берия. Его «незримое присутствие» в НИИ-160 стимулировало весь ход работ. А осуществлялось такое присутствие посредством Б.А. Доброхотова – сотрудника аппарата Берии, который регулярно (не реже одного раза в месяц) приезжал в НИИ, знакомился с состоянием работ и рапортовал Берии. На рапортах всегда была его Резолюция, о чем знала дирекция НИИ-160.
Такова была забота отца о благополучии своего сына Сергея, который использовал в своих разработках лампы серии «Анод». Я познакомился с сыном Берии. Он не унаследовал облика отца. Был мягок, вежлив и в спорах с военными при согласовании ТУ на ПУЛ зачастую примыкал к моему мнению».
А вот рассказ [239] Н.А. Викторова, одного из главных разработчиков НИИ-20, хорошо иллюстрирующий рабочую атмосферу того времени:
«После того, как [С.Л.] Берия [240] сказал, что я должен завтра выйти на работу в КБ-1, я спросил: «Как это выйти на работу? Я занят другой работой, которую я продолжаю вести, и, кроме всего прочего, это – не мое дело. Это нужно согласовывать с министерством». Он в ответ: «Этот вопрос согласован». Я: «А с кем согласован?» Ответ: «С Шокиным». Я сказал: «Хоть я и уважаю эти слова, но мое дело сторона. Где бумага?» Откланялся и уехал к Шокину. Рассказал, куда и зачем меня вызывали. Под конец я рассказал о приглашении в КБ-1 и о согласованности вопроса с министерством. Шокин расхохотался и потом спросил: «Кто вам это сказал?» Отвечаю: «Мне это сказал сын Берии, и он же сказал, что этот вопрос согласован с вами». Тогда Шокин перестал хохотать, покачал головой и сказал: «Может быть, может быть».
239
ВНИИРТ. Страницы истории / В.В. Корляков (председатель редакционной коллегии). – М.: Оружие и технологии, 2006. – 256 с.: ил. – С. 75–79.
240
С.Л. Берия – главный конструктор СБ-1, потом КБ-1 и разработок систем «Комета» и С-25 («Беркут»).
Затем вызвал меня мой начальник: «Ты хочешь, чтобы вас посадили?» Я, конечно, ответил отрицательно, но отказался ехать без официального направления. Договорились, что меня откомандируют на «временную работу». Издали приказ о моем временном откомандировании. Я взял под козырек и уехал в КБ-1».
Этот рассказ, впервые опубликованный в газете «Независимое военное обозрение» [241] , содержит много неточностей, то ли по вине самого Н.А. Викторова, то ли (это скорее) интервьюера [242] . Вот как пришлось ему работать в условиях «особой секретности»:
241
Независимое военное обозрение. 2004. № 11.
242
В том числе там описывается участие Викторова в выработке общих решений по системе вместе с А.А. Расплетиным. Если заменить «Беркут» на «Комету», то это частично подтверждается, хотя бы тем, что за ее разработку Н.А. Викторов, в которой он был главным разработчиком радиолокационной головки самонаведения (ГСН) самолета-снаряда, вместе с С.Л. Берией в 1953 г. был удостоен за это Сталинской премии. Но Расплетин в создании «Кометы» еще не участвовал.
«Директор и начальник 1-го отдела меня уговорили на следующих условиях. Меня сажают в отдельную комнату, дают все документы и схемы, все полностью, и опечатывают дверь двойной печатью 1-го отдела. Я должен там сидеть взаперти и разбираться. Я сидел взаперти двое суток. Нашел главные ошибки и те, которые они сделали, не послушавшись меня. Я сказал директору, выйдя из «заключения»: «Ты не виноват, виноваты они». Они сделали такие схемы, которые не работают и в принципе не могут работать.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
