Александр Македонский. Наследник власти
Шрифт:
– И почему это сообщение так тебя встревожило? Я думаю, что Антипатр был уверен в полной преданности Антигона.
– Или был вынужден подчиниться его требованиям. Этого я не исключаю.
Селевк хорошо помнил Антигона. Он был одним из немногих военачальников, манера поведения которого Селевку была более всего ненавистна. Антигон редко держал свое слово, а, главное, его поступки были всегда непредсказуемы. Он был скрытен и действовал исподтишка. После каждой встречи с Антигоном у Селевка надолго сохранялось чувство неприязни к Одноглазому.
– Со смертью Антипатра исчезла всякая надежда на прекращение междоусобных
– Ты так считаешь?
– Я это чувствую. Союз Кассандра с Птолемеем после его женитьбы на Эвридике и Антигоном после женитьбы его сына на Филе предвещает серьезную борьбу с регентом Полиперхонтом, ставшим после смерти Антипатра сторонником царского дома.
– Селевк, – взглянула Апама на мужа, – у нас еще достаточно времени, чтобы все обдумать и принять верное решение. Главное, что мы вместе.
Селевк впервые за время беседы улыбнулся.
– Такие, как Кассандр, не проигрывают, – произнесла Апама. – Полиперхонт выпустил Кассандра и его братьев на волю из Македонии. Теперь он наверняка проиграет. Тебе выгоден союз с Кассандром.
– Но он жесток, – печально сказал Селевк. – Он перевернет вверх дном всю жизнь в Македонии и сметет неугодный ему царский дом. Дорогу к власти Кассандр будет прорубать мечом, спокойно перешагивая через горы трупов. Он никогда не будет верным кому-либо, кроме самого себя.
– Но мы ведь далеко. Мы в Вавилоне! – Апама крепко поцеловала Селевка.
Она встала и подошла к одному из кресел, на котором под яркой шерстяной накидкой безмятежно спал маленький леопардик. Когда Апама взяла его на руки, зверек лениво потянулся и открыл глаза.
– Это тебе мой подарок! Он скоро вырастет и будет надежно тебя охранять.
Подарок пришелся Селевку по душе. Неменьший восторг вызвал и рельеф.
– В царском музее среди произведений искусства, собранных великим Навуходоносором и его предшественниками, он займет достойное место.
– Син-Эрис рассказывал мне, что самый древний памятник, находящийся в музее, относится ко времени почти за две тысячи лет до Навуходоносора.
– Знаю. Об этом мне рассказывал коллекционер и ценитель прекрасного Птолемей, когда мы с ним знакомились с сокровищами царского музея. Это две дворцовые статуи правителей города Мари, разрушенного Хаммурапи.
– А мне, – улыбнулась Апама, – больше всего в музее нравится скульптура базальтового льва, стоящего на поверженном человеке.
Они рассмеялись. Апама, обняв Селевка, шепнула:
– Ты очень похож на этого льва. Увидишь, что все твои враги будут повержены.
«Как она чудесна! – подумал Селевк, с любовью глядя на жену. – Спасибо тебе за этот подарок, Александр!..»
Апама находилась в самом расцвете сил, здоровья и молодости. Возвратившись в Вавилон, она обнаружила вскоре, что снова станет матерью. В этот же день Апама приказала выкрасить двери в своей спальне в красный цвет, который, как она верила, предохраняет от злых духов. Узнав о зарождении в своем чреве новой жизни, она стала ежедневно совершать длительные прогулки, переодеваясь в одежду простой горожанки: длинное широкое одеяние красноватого цвета, собранное в складки широким поясом, и прикрывающее лицо, легкое, тонкое покрывало, прикрепленное к высокой прическе так, что оно облегало весь стан, закрывая плечи и спину. Верная Амитида была собеседницей в этих прогулках, а рабы надежной защитой на улицах
Посреди Вавилона, разделяя город на две части, протекал Евфрат. Апама со своим окружением любила гулять по набережной левого берега, носящей священное название Арахту. Син-Эрис в одной из бесед поведал, что сооружение вавилонских набережных и моста через Евфрат было осуществлено по повелению мудрой царицы Нитокрис, супруги царей Навуходоносора и Набонида. Нитокрис возвела вдоль обоих берегов реки набережные, поразительные по величине и красоте. Прогуливаясь, Апама думала, что можно совершить, чтобы оставить о себе достойную память. Но мысли ее неизменно возвращались к мужу и сыну. В помощи им стать великими правителями видела она свое предназначение.
В своих ежедневных путешествиях по городу Апама не обходила своим вниманием базары. Чем ближе подходила она к базару, тем многолюднее становилось движение на улицах. Двигались повозки, запряженные ослами, мулами и волами, шествовали вьючные караваны из верблюдов. По Евфрату сновали похожие на круглые щит гуфы, нагруженные бочками с пальмовым вином, и рыбачьи челноки.
На вавилонских базарах можно было купить практически любой товар. Места торга были сосредоточены около городских ворот. Возле них в прилегающих улицах, переулках и тупиках разместились лавки, ремесленные мастерские, питейные дома. От зари до зари, пока городские ворота были открыты, гудел, как улей, красочный восточный базар. Здесь продавали, покупали, торговались, клялись, проклинали, ссорились, мирились, надували друг друга горожане и сельские жители, разносчики, лоточники, лавочники, ремесленники. Здесь толпилась разноплеменная и разноязычная масса людей, говорящих на разных языках, но отлично понимающих друг друга. Жизнь научила их владеть, по меньшей мере, двумя языками – арамейским и вавилонским. Торговались обычно на арамейском, сделки записывались либо по-вавилонски – на глиняных табличках клинописью, либо по-арамейски – краской на кусочках пергамента, кожи, папируса, дощечках, глиняных черепках-остраконах.
Апама прислушивалась к беседам, жадно впитывала все происходящее вокруг. Неожиданно как-то раз она стала свидетельницей разговора двух торговцев, только что прибывших в Вавилон из разных мест.
Высокий мужчина с обветренным лицом, похожий на грека, говорил:
– Из всех друзей великого Александра верным царице Олимпиаде остался только один Эвмен.
– Недаром Птолемей и ныне покойный Антипатр приговорили его к смертной казни, – усмехнулся его собеседник.
– В дороге я слышал, что одноглазый Антигон готовится к тому, чтобы захватить все царство и самому стать царем. Но Эвмен готов немедленно выступить против него.
– Надеюсь, Эвмен не вступит ни в какие переговоры с Антигоном и останется верным царям. Однако чувствую: быть длительной и кровопролитной войне.
– Кассандр тоже не дремлет. Он завладел Мунихией, в любое время может вторгнуться в Македонию и взять в плен законную царицу Олимпиаду.
– Ну и времена наступили! Хорошо еще, что в Вавилоне пока спокойно.
– Надолго ли?..
Встревоженная услышанным, Апама поспешила вернуться во дворец. От Селевка она узнала не менее тревожные новости, доставленные гонцами из Египта и Малой Азии.