Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима

Ларионов Владимир

ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН

Для нашего исследования о времени и политических условиях, в которых жил и действовал Александр Невский, крайне важной представляется информация о том, что являл собой один из главных соперников Новгорода на его западных границах. «В результате освоения немцами Восточной Прибалтики были созданы несколько духовно-рыцарских орденов, в том числе и Орден меченосцев (1202–1204), сыгравший важную роль в истории Ливонии. В 1237 г. Орден меченосцев был инкорпорирован Немецким орденом и преобразован в Ливонскую ветвь Немецкого ордена (в литературе принято название Ливонский орден)». В действительности для понимания той угрозы, которая нависала над западными границами Руси с XIII по XVI

столетие, мы должны представлять себе сущность того образования, которое являло собой орденское государство в Ливонии. Для этого мы воспользуемся западными источниками.

«…Следует отметить, что именно в Ливонии мы имеем дело с проявлением специфического исторического сознания орденской корпорации, которое нашло выражение в таких произведениях, как хроники… Первая из известных орденских хроник — Ливонская “Старшая” рифмованная хроника конца XIII века… В Рифмованной хронике нашли отражение представление рыцарства Ливонского ордена, касающиеся его самоидентификации, и взгляды руководства Ордена на его место и роль в политической жизни региона». Александру Ярославичу в Прибалтике противостоял Тевтонский орден, уже поглотивший орден меченосцев.

«До 1236 г. Орден меченосцев самостоятельно определял свою внешнюю политику, но после поражения от литовцев при Шавлях (Шяуляе) в 1236 г. фактически стал частью Тевтонского ордена, получив наименование 'Тевтонский орден в Ливонии” или “Ливонский орден”. Автор Рифмованной хроники называл орден “Домом Тевтонским в Ливонии”. В отечественных исторических источниках можно встретить разные обозначения одного и того же исторического явления, например: “Ливонский орден”, “Ливонская ветвь Тевтонского ордена”, “Орден”. Все эти эпитеты обозначают образованное в 1237 г. в исторической провинции Ливония ландмейстерство Тевтонского ордена, управляемое не выбранным рыцарями, а назначенным ландмейстером (употребляются для этой должности термины: магистр и мастер). Существовало оно до 1561 г. В 1237–1239 гг. магистром Ливонского ордена был Герман Балке, в 1240–1241 гг. — Андреас фон Вельвен, которого русские летописцы называли “Андрияш”. С весны 1241 г. он стал вице-магистром, а в начале 1242 г. магистром стал Дитрих фон Гронинген. Автор Рифмованной хроники ошибочно считал, что в 1240–1242 гг. магистром оставался Герман Балке. Епископами Рижским и Дерптским были братья фон Бекесховедены — Альберт и Герман».

Описывая братьев рыцарей Ливонского ордена, автор Рифмованной хроники отмечал военный характер организации, не уставая подчеркивать, что «война была для них обычной жизнью». Орден воевал с прибалтийскими язычниками с целью наказать их за набеги на христианские территории или для предотвращения таковых. Часто причиной к войне могла стать просто жажда добычи, трофеев, которые не стоит воспринимать только в современном чисто материальном ключе. Воинская добыча — ритуальный, магический аспект реализации особого стиля жизнедеятельности воинского сословия с языческих времен. По этой причине невозможно не согласиться с теми исследователями, которые считают, что в деле христианизации Прибалтийского края Орден приносил больше вреда, чем пользы. «Инструменты» христианизации: применение насилия, длительное нежелание признавать за новообращенными социально-политического равноправия с немцами — все это мало способствовало успешности христианской миссии среди балтийских и финских языческих племен.

Весьма примечателен и еще один политический аспект бытия ливонских рыцарей. «Рифмованная хроника, в которой нашла отражение официальная позиция орденских властей… изображает магистра Ордена представителем высшей политической власти в Ливонии. Он проводил самостоятельную политику, решал вопросы войны и мира, собирал войско из всех населявших Лифляндию христиан для борьбы с язычниками. На этом фоне деятельность ливонских епископов, главных политических конкурентов Ордена, практически незаметна. По сути, роль духовенства сведена к призванию Ордена, и в описании этого сюжета Рижский епископ показан исполнителем инициативы папы римского, патрона и главного защитника Ордена… Все успехи завоевания, христианизации Ливонии хронист связал исключительно с деятельностью Ордена, представлявшего единственную реальную политическую и военную

силу… Кроме того, Ливонский орден был отделением Немецкого ордена. Хотя он обладал достаточной долей самостоятельности, власть великого магистра распространялась и на ливонские орденские земли. Но в хронике о великом магистре упоминается только в случаях смены магистров Ливонии, когда гроссмейстер назначал одного из братьев ордена ливонским ландмейстером. После этого гроссмейстер вновь уходит с политической арены, а ливонский ландмейстер продолжает играть решающую, по мнению хрониста, роль в политической жизни региона».

Итак, воинство Немецкого ордена, духовно-рыцарской организации, идентифицировало себя прежде всего как военное сословие. Это проявилось в жизненных ценностях, декларируемых автором Рифмованной хроники, рыцарском образе жизни, восхищении доблестью, спокойном восприятии войны во всей ее неприглядности, то есть в том, что имело значение для воина-мирянина. Такое мировоззрение имеет своим истоком древний, дохристианский дружинный этос времен военной демократии со всей присущей той эпохе системой ценностей, которая зачастую шла вразрез с целями христианской миссии в Прибалтике. Таким образом, ситуация на западной границе существенным образом изменилась для русских князей. Теперь им противостояли не разрозненные роды финских и балтийских племен, но строго организованная военная машина, имеющая в тылу серьезный ресурс в виде европейских государств и Римского престола.

НАЧАЛО РУССКО-ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ И ВЗЯТИЕ НЕМЦАМИ ПСКОВА

Перед тем как мы перейдем к военным действиям на западном фронте Новгородской республики, хотелось бы затронуть одну действительно мало разработанную в отечественной историографии тему. Несколько уточнений нужно сделать по вопросу о вооружении противников в данном противостоянии.

Необходимо сделать ряд важных замечаний в отношении военной техники крестоносцев в Прибалтике и русской военной техники. Например, «Генрих Латвийский, рассказывая об осаде Гольма полоцкой ратью в 1206 году, пишет: “Устроили русские и небольшую метательную машину, по образцу тевтонских, но, не зная искусства метать камни, ранили многих у себя, попадая в тыл…”

Естественно, что хронист критически настроен по отношению к противнику. Тем не менее данные эпизоды говорят о том, что русские также использовали метательные машины. Сведений о применении подобной техники русскими войсками в Ливонии до прихода крестоносцев у нас нет».

Мы не случайно затронули тему осадной техники.

«Подобная техника существовала на Руси, по-видимому, и раньше, но широкое ее распространение зафиксировано с середины XIII столетия. По-русски метательные машины именовались “пороками”. Первое упоминание об этой технике в русских летописях относится к 1204 году, когда западные крестоносцы напали на Константинополь». Раньше существовало мнение о подавляющем техническом превосходстве немцев в осадной технике в этот период времени.

«О том, что арбалеты обеспечивали военное преимущество крестоносцев, свидетельствует… Хроника Генриха Латвийского и Ливонская рифмованная хроника». Но такое положение просуществовало не долго.

«Преимущество крестоносцев в технике балтийские народы довольно быстро преодолели. Противники немцев скоро научились пользоваться метательными орудиями, привезенными завоевателями. Русские, по-видимому, уже были знакомы с метательной техникой». Одним из самых мощных и современных на тот период времени видов стрелкового вооружения были самострелы.

«Самострелы на Руси появляются и получают распространение во второй половине XII века, как, собственно, и в Европе. Первые упоминания самострелов содержаться в русских летописях при описании княжеских междоусобиц под 1159 и 1179 годами. Но упомянуто не в качестве оружия позиционной войны, каким мы видим его в немецких хрониках, а в качестве средства преследования и завязки боя. До середины следующего столетия самострельный лук или арбалет не получает на Руси достаточной популярности. Причина кроется в тактике русского войска, основой которой было конное сражение, в котором боевые качества арбалета уступают классическому луку, прежде всего по скорости стрельбы».