Александр Невский
Шрифт:
Нет, ни у кого не поднялась рука грабить имение храбрейшего мужа Михаила Степановича — слишком уважали в Новгороде это главное мужское достоинство.
Не зря говорится, вести сорока на хвосте переносит. Еще не явилась толпа на Городище, а уж князь Василий знал — посадник убит, растоптан народом.
И, когда этот самый народ явился на княжье подворье, Василий испугался, решив, что настал его черед.
Стражу у ворот и гридницы смяли. Младшая дружина, кто был оружный,
Но толпа кружилась у гридницы. Сбили замки с порубов. И с торжествующими воплями взняли над головами освобожденных, кидали их вверх радостно, не смущаясь тем, что все узники были в исподнем, а Сысой обеими руками держал портки, дабы не слетели.
Ликовали мизинные, и было с чего — как славно все по-ихнему устроилось. Надо лишь не робеть и друг за дружку держаться.
Кузнец Александр, вмиг взлетевший на волне возмущения в управители толпы, знал, что железо ковать надо скоро, пока не остыло.
— Айда до князя, братья!
Дружинники заступили дорогу, ощетинились копьями. Александр, поощряемый дышавшей за спиной толпой, сказал, отводя копья, упершиеся в него:
— Не дурите, мужи. Я к князю от всего мира, не со злом, со слезницей.
— Пропустите, пропустите, — зашумела толпа. — Пусть князь услышит нас.
Василий Александрович сидел на стольце бледный, напрягшийся, даже ноги под столец подобрал. Кузнец сразу понял — напуган юноша, но соблюл обычай, поклонился в пояс, коснувшись рукой пола — челом ударил:
— От всего мира прошу, князь, дозволь ослобонить мужей, невинно в поруб брошенных: Сысоя да Семена с Нежатой.
— Конечно, конечно, — сказал Василий. — Выпускайте их.
Он видел, что узники уже выпущены, и был озадачен такой просьбой. Но кузнец знал, что делал; теперь уж никто не сможет в будущем обвинить его в самоуправстве: делал по воле князя.
— Да я и не сажал их туда, — добавил Василий с облегчением.
— Мы знаем, князь, что за правду всегда вступаешься. Оттого мы все в твоей воле и готовы животы за тебя положить.
Василий был в недоумении, он не ожидал такого поворота, взглянул вопросительно на Ставра, тот едва кивнул успокоительно: мол, все идет как надо.
А Александр поклонился опять в пояс и попросил с жаром:
— Пожалуй, князь, выдь к своему народу на крыльцо. А то злые языки наболтали, что-де князь бросил нас, бежал в Суздальщину. Выдь, Василий Александрович, успокой народ.
Они вышли на крыльцо втроем — князь, кормилец и кузнец. И Александр поднял руку, тишины у народа требуя. Толпа притихла, кузнец закричал зычно:
— Господа новгородцы, князь Василий Александрович с нами!
— Люба-а-а!.. — вскричали новгородцы столь громко и дружно, что последних слов Александра уж и не слышно было.
В растерянности пребывал князь Василий, глядя на столь дивное единодушие мизинных людей, которые только что убили, затоптали посадника. А вот ему, князю, хвалы орут. Где были они искренни: там, на подворье Михаила Степановича, или здесь, у крыльца княжьего?
XXXII
ГОРЬКОЕ РЕШЕНИЕ
Александр Ярославич сидел на своем стольце хмур и задумчив. Перед ним стоял Юрий Мишинич, только что прискакавший из Новгорода и привезший недобрые вести.
Александра Невского не удивило то, что новгородцы восстали против решения хана, он, пожалуй, предвидел это, но то, что мизинные убили посадника, — тревожило не на шутку. Подобного не было на памяти его.
Но самое главное, что саднило занозой в сердце, — это весть о сыне Василии, вставшем на сторону восставших.
— Может, его принудили как? — спросил князь с надеждой.
— Нет, Александр Ярославич, все творилось по доброй воле. Я сам зрел его, как он стоял на степени с кормильцем и народу обещал татарам не дать в обиду.
— Сопляк, — проворчал князь. — У кого-то на поводу пошел. А Ставра за сие повесить мало, проворонил князя, пес, проворонил.
— Молодо-зелено, — вздохнул сочувственно Юрий.
— Молодость не оправданье для князя, а распутье. По слабости душевной не туда свернул, вот те уже и не князь.
— Може, еще и наладится с Василием Александровичем. С кем не бывает.
— Нет, — твердо сказал князь. — Он знал, что Елевферий мной послан и что слова его — мои слова. А он — им вперекор. Значит, изменил мне, великому князю. Нет ему прощения.
С последними словами Александр пристукнул ладонью по подлокотнику, словно ставя точку, и поднялся.
— Ступай отдыхай, Юрий Мишинич. Поедешь со мной в Новгород. Я сам повезу численников татарских и заставлю новгородцев дать число.
Из сеней великий князь прошел в терем жены Александры Брячиславны — она тоже ждала вестей о старшем сыне. Василий не баловал мать посланиями, если иногда и писал, то лишь отцу.
Посвящать жену в подробности великий князь не хотел, сказал только, что-де Василий, забыв о своем звании, связался с мизинными людишками, что-де придется у него стол отобрать.
— Что ты с ним собираешься делать? — спросила, тая тревогу, жена.
— Пока не ведаю. На месте узнаю, рассужу. Может, это навет на него.