Александр Поляков Великаны сумрака

Неизвестно

— Да, он славный малый, и воистину спас меня 2 апреля. Мы, помнится, наградили его?

— Наградили, Ваше Величество, но. — вконец разволно­вался Дрентельн.

— Что еще? Поспеши. Через четверть часа у меня прием. — нетерпеливо поднялся из-за стола Александр II.

— Найдена записка с планом Зимнего дворца. Крестика­ми обозначены спальня Вашего Величества, столовая. Не готовят ли социалисты чего? Кроме того, по возвращении в Петербург следует усилить охрану Вашего Величества при проезде по городу. — заспешил генерал, уже не подбирая слов.

— Вот как? — загорелое лицо Царя затвердело. —

Этому не бывать! Я не стану прятаться от нигилистов! И прикрывать­ся охраной от собственного народа.

Глава девятнадцатая

И вправду сказано: родись, крестись, женись, умирай — за все денежку подавай.

А революция — да разве устроишь ее задаром? Кинжалы, револьверы с порохом, гремучий студень взрывчатки, под­делка паспортов, разъезды-переезды, приклеивание усов- бород, аренда квартир для потаенных типографий и конспи­ративных сходок, подкуп тюремных стражников, устройство побега попавшего под замок товарища по борьбе. Да что там: случалось, целый дом покупали — и все для одного дела, для одной, давно задуманной акции. Допустим, царский поезд взорвать. А из подвала — так легко прорыть ход к самому полотну железной дороги. И там динамит подложить: тоже недешево стоит.

Деньги — оселок террора. Выше возьмем. Деньги — его крылья.

Тигрыч знал, что прежде за крылья отвечал Дмитрий Ли­зогуб. Вернее, не то чтобы отвечал — просто еще в петербург­скую студенческую пору сошелся от скуки этот богатый чер­ниговский помещик с веселыми нигилистами в синих очках, что вместо учебы попивали дешевое пиво в трактирах, закусывали печеными яйцами и селедкой на синей сахарной бумаге и вели разговоры, от которых бежали мурашки и кру­жилась голова. Помнится, незадолго до тихомировского аре­ста встретились они за Невской заставой, а после шли вмес­те аж до Английской набережной; там находился банк — не то Акционный, не то Русский азиатский, где у Лизогуба ле­жали какие-то деньги. Деньги эти Дмитрий намеревался взять, чтобы отдать на нужды пропагандистского кружка.

Наслышанный о состоянии молодого помещика, Лев все порывался взять извозчика (к тому же натер ногу!) или, на худой конец, проехаться на конке, но богач отказался потра­титься даже на это. Сутулый, в мешковатом пиджаке на кос­тлявых плечах, он рыскал по сторонам серыми, навыкате гла­зами, скрипел протяжно и нудно:

— Я, Тихомиров, всякую копейку нынче берегу. От уроков музыки отказался. Из квартиры с лакеем и кухаркой в ком­нату перебрался, на Петербургской. Пять рублей плачу. Щей себе горячих не позволяю.

— Ну, уж щей-то. Щей-то, поди, можно? — вытаращился Лев: как же без них, без александровских — с пылу, с жару?

Он удивился тогда: на голове у Лизогуба лихо, вполне по- рабочему, сидел кожаный картуз, но из-под мышки торчал парадный складной цилиндр. Перед входом в сверкающий стеклом подъезд банка помещик вынул из кармана еще и перчатки, тоже пепельного оттенка, под цвет сложенного го­ловного убора, похоже, щегольского.

Тихомиров все ждал, что перед приемной управляющего Дмитрий, наконец, раскроет цилиндр, но не дождался: шля­па так и осталась в своем прежнем виде; Лизогуб надел лишь перчатки и сунул картуз Льву.

Деньги ему выдали. Он тщательно пересчитал их, а после, уже в скверном трактире,

все тем же скрипучим голосом, рас­сказал Тихомирову, что с год тому назад в цилиндре полома­лась пружина, и он никак не может собраться отдать ее в починку. Вот и входит в приемные и гостиные со сложенной шляпой под мышкой: ни дать, ни взять — вылитый денди, светский лев, только что, как и положено по этикету, свер­нувший роскошный цилиндр.

— Знаешь, Тихомиров, мне жаль двугривенного на пру­жинку, — давился печеными яйцами толстосум. — Уж лучше я его употреблю на дело революции. А цилиндр буду для важ­ности держать под мышкой.

— Угу..— кивал Лев и продолжал уписывать горячие щи, тщетно силясь уберечь при этом пиджак от соскакивающей с ложки капусты.

— Или перчатки. Я придумал способ, как их сохранить! Четвертый год ношу, и точно новые.

«И это человек, состояние которого простирается до 200 тысяч рублей! Разве скажешь?» — вытягивал Лев мясо из дымящейся тарелки.

Теперь все было иначе. Лизогуб уже несколько месяцев сидел в одесской тюрьме. Тигрыч знал, что тот дал полную доверенность старому другу дворянину Владимиру Дриго, тоже социалисту, — на продажу всей недвижимости. Деньги поверенный должен был передать в Исполком «Народной Воли». Денег требовалось много: начиналась охота на рус­ского самодержца. Но Дриго давно не подавал никаких вес­тей. Дворник с Желябовым места себе не находили.

Дворник срочно выехал в Одессу, потом в Чернигов. Тихоми­ров по поручению Исполкома работал над программой и уста­вом организации. Составлял секретную инструкцию: создать центральную боевую организацию, способную начать восста­ние; создать провинциальную революционную организацию, способную поддержать восстание; обеспечить поддержку вос­станию городских рабочих; подготовить возможность привле­чения на свою сторону войска; заручиться содействием интел­лигенции — главного источника сил при подготовительной ра­боте; склонить на свою сторону общественное мнение Европы.

И ни слова — о деревне, о крестьянстве. Не потому ли, что помнил, не забыл, не потому ли, что засело в сердце — сперва Сонин восторг, а после ее же насмешка над «Сказкой о четы­рех братьях», которую хитрющие костромские оратаюшки- землепашцы растаскивали на самокрутки?

Впрочем, тогда он об этом не думал. Не успел подумать.

— Пиши скорее, — потребовал перед отъездом Михай­лов. — Программу нужно обсудить. Будем рассылать проект в провинциальные группы.

— Еще пару-тройку дней. — кивнул Лев. — В черниговс­кий кружок сам привезу. Встретишь?

— Ясное дело. Но будь осторожен. На юге арестованы Де- багорий-Мокриевич, Попов, Башуцкий, Осинский. А еще раньше — Стефанович. Это некий Судейкин развернулся. Выучку прошел у главного киевского жандарма Новицкого. Чую, далеко сей капитанишко пойдет.

А поверенный Дриго и в ус не дул. Он уже вошел, как гово­рили, в стачку со старшим братом Лизогуба, и теперь компа­ньоны ловко и быстро обращали состояние несчастного уз­ника в свою личную собственность. Разумеется, о поддерж­ке революции не было и речи. Уж лучше бы Лизогубу потра­титься на пружинку в цилиндре и на новые перчатки нежного пепельного тона, да и от щей с говядиной не отказываться — хотя бы по воскресениям.