Александр Пушкин и его время
Шрифт:
Пушкин очень много работал над «Современником» — исследователями подсчитано, что целая треть текста «Современника» за 1836 год напитана самим Пушкиным.
Даже 26 января, то есть накануне дня дуэли, Пушкин на балу у графини Разумовской встречает П. А. Вяземского и просит его написать князю Козловскому — напомнить тому, что он обещал ему, Пушкину, дать в журнал статью по новой теории паровых машин… Великий поэт интересуется уже техникой. |
Вполне приятно, что работа в «Современнике» поглощала Пушкина; надо было добиваться успеха, и не только морального, но и материального:
Но Пушкин не мог быть только издателем, и потом груз его забот и работ возрастал безмерно к концу 1836-го, последнего полного года его жизни. Все волновало, все отзывалось эхом в душе поэта, и мы имеем в его творчестве свидетельство его широкой души.
19 октября 1836 года исполнялось 25-летие Лицея. Пушкин среди всех забот и работ пишет свое последнее послание. Оно начинается светлым воспоминанием:
Была пора: наш праздник молодой Сиял, шумел и розами венчался… Теперь не то… Просторнее, грустнее мы сидим, И реже смех средь песен раздается, И чаще мы вздыхаем и молчим.Это послание так и читано было — неоконченным:
И над землей сошлися новы тучи, И ураган их…Грозила миру война. И в душе Пушкина бушевал тоже ураган.
В этот день, 19 октября, он много работал — писал знаменитое письмо к Чаадаеву в ответ на то самое «Философическое письмо», за публикацию которого был закрыт надеждинский «Телескоп» в Москве, а автор П. Я. Чаадаев был объявлен сумасшедшим.
Пушкин был потрясен сомнениями Чаадаева, но он выдерживает натиск этого урагана мыслей и находит достойный ответ. Пушкин в ответе обращается к нашей истории.
— У нас есть история! — восклицает он сквозь чаадаевский ураган мыслей. — История — наш защитник!
«А Петр Великий, который один есть целая всемирная история!.. и (положа руку на сердце) разве не находите вы… чего-то такого, что поразит будущего историка?.. я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками— я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, как нам бог ее дал».
Щедрый во всем — в энергии, в творчестве, в мысли. он особенно богат — щедр в искренности. Какая смелость честной и доброй мысли!
Занятый беспредельно издательством, Пушкин не оставляет творчества. Чтобы издавать журнал, надо иметь то, что в нем печатать. И мы знаем, что «в портфеле» Пушкина в это время есть «кое-что». 1 ноября Пушкин читает у князя Вяземского «Капитанскую дочку».
Какая смелость! Какая искренность! Какая правда!
Это было торжество Пушкина, его подлинный вековой успех.
Но тенью неотступно крадется за сиянием Пушкина его роковая судьба, следит и бьет из-за угла.
4 ноября 1836 года поэт получает одновременно три анонимных письма, одинаковое содержание которых известно полтораста лет всей России, подлое письмо, карающее его честь как мужа, как главы семьи, как дворянина.
Работа, творчество, хлопоты нарушены, семейная жизнь злобно опоганена, предстоит бой, схватка в темноте с невидимым врагом не только одного поэта, а и всего русского народа.
Но есть для поэта ведь и «упоение в бою… и в разъяренном океане…». И счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог!»
И в это самое время, еще более наращивая накал душевных переживаний поэта, в Петербурге происходит событие, для поэта чрезвычайно важное.
27 ноября в Большом театре подымает занавес первое представление оперы М. И. Глинки «Иван Сусанин», как эта опера называется в наше время. Тогда она по приказанию самого царя получила наименование «Жизнь за царя».
Спектакль был пышный, и опера Глинки была взошедшей ранней музыкальной зарей, предвещавшей Пушкину его мировую славу.
«Я был вчера на открытии театра, — пишет Александр Иванович Тургенев своему брату Николаю Ивановичу в Лондон, — ставили новую русскую оперу «Семейство Сусаниных» композитора Глинки, и все было превосходно: постановка, костюмы, публика, музыка, балеты. Двор присутствовал в полном составе. Ложи были украшены нарядными женщинами. Я нашел Жуковского в добром здоровье, Вяземский менее грустен…»
Спектакль, можно сказать, явился музыкальным утверждением патриотической народной концепции Пушкина: опера «Семейство Сусаниных» полностью поддержала положение Пушкина о народном мнении как основе движения национальной истории России.
Эта опера, задуманная Глинкой под влиянием Пушкина, в тесном сотрудничестве с Жуковским, явившаяся выражением утопической тогда идеи русской народной государственности, стала в мировом репертуаре предтечей европейского большого композитора Р. Вагнера, его опер с циклом «Кольцо Нибелунгов» в центре, воспевающим немецкую героику (оперы «Золото Рейна», «Валькирии», «Зигфрид», «Гибель богов»).
Опера «Семейство Сусаниных» тематически связана с «Борисом Годуновым» как торжество народного завершения конфликта между преступлением Годунова и народом.
«Мне отмщение и аз воздам», — как бы повторяет тут Глинка толстовский грозный эпиграф к «Анне Карениной». Личные замыслы Бориса Годунова, названного Димитрия, польской авантюрной интервенции падают пред скромными народными вождями — Дм. Пожарским и К. Мининым — «нижегородским мещанином», вся же страна наша является как бы одним «Семейством Сусаниных», костромских крестьян, великолепными хорами и колоколами утвержденной народной власти.