Александр Пушкин и его время
Шрифт:
Одним словом, программная эта статья была такова, что не могла не вызвать досадной полемики как с «Библиотекой для чтения» — журналом тоже А. Ф. Смирдина, тоже под редакцией О. И. Сенковского, так равно и с сильной булгаринской группой, в то время как дела самого «Современника» в смысле тиража не могли на первых порах быть блестящими. Нужно было время окрепнуть.
Вполне естествен вопрос: как мог Пушкин пропустить такую неловкую статью?
Объяснение в том, что первый том «Современника» выходил в апреле 1836 года, а 29 марта скончалась мать поэта, Н. О. Пушкина, и сын отвозил ее тело для погребения в Святогорский монастырь, откуда вернулся лишь 16 апреля. «Журнал мой вышел без меня…» — писал Пушкин Погодину.
Выступление Гоголя доставило Пушкину много хлопот. В 1954
Пушкин пошел на это, чтобы спасти Гоголя: предстояла премьера «Ревизора», заботливо организованная кружком Пушкина и А. О. Россет, и на Гоголя должна была обрушиться мстительная критика конкурентов. Пушкин принял удар на себя, и «Ревизор» Гоголя имел полный успех, но все удары обрушились на самого Пушкина.
Пушкин только в третьем томе «Современника» вынужден был поместить под видом «Письма к издателю» свое объяснительное письмо, подписанное «А. Б.» и помеченное «23-м апреля 1836 г. в городе Твери».
Это «Письмо» снабжено «редакционным примечанием», то есть уже определенно исходящим от самого Пушкина:
«Статья «О движении журнальной литературы» напечатана в Моем журнале, но из сего еще не следует, чтобы все мнения, в ней выраженные с такою юношескою живостию и прямодушием, были совершенно сходны с моими собственными. Вo всяком случае, она не есть и не могла быть программою «Современника».
В результате Гоголь обиделся на Пушкина, не простил ему этого и прекратил свое участие в «Современнике», несмотря на всю свою привязанность Пушкину, несмотря даже на то, что Пушкин всегда помогал ему со всей своей великолепной щедростью и подарил ему темы «Ревизора» и «Мертвых душ» — главных гоголевских творений.
В том же первом номере «Современника» была напечатана критическая статья Пушкина «Вечера на хуторе близ Диканьки».
«…Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской книге, которая заставила нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!… Г-н Гоголь идет еще вперед. Желаем и надеемся иметь часто случай говорить о нем в нашем журнале».
И во втором томе «Современника» мы видим уже блестящую рецензию на постановку «Ревизора».
Остаются считанные месяцы жизни Пушкина. Поэт всецело занят своим журналом. Он энергично собирает к себе всех, кто может ему помочь в его издании. Через Нащокина он приглашает к себе в журнал Белинского и получает ответ, что Белинский «будет счастлив работать с Пушкиным».
В замечательной статье своей «Джон Теннер» Пушкин необычайно остро, и тонко, и совершенно «по-современному», провидчески характеризует состояние цивилизации США.
«Уважение к сему новому народу и к его уложению (законам. — Вс. И.), плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё, возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбись надменной нищеты, им втайне презираемой: такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами».
Картина, нарисованная Пушкиным в журнальной статье о книге «Записки» Джона Теннера, стопроцентно верна и теперь — через полтораста лет после того, как она написана: время, истекшее с той поры, доказало ее справедливость и тонкую прозорливости. Однако несомненно
Четвертая книжка «Современника» вышла в ноябре и по отделу поэзии дала читателям восемь стихотворений Тютчева.
В ней Россия увидала наконец и впервые прочитала «Капитанскую дочку» Пушкина, эту лучшую работу о Пугачеве и его времени в русской литературе. Этой короткой и ясной, в полном смысле «учено-художественной» повести русское общество обязано своим представлением о грандиозной исторической фигуре Пугачева.
Сложен раздел Пушкина о Ломоносове, включенный им в статью «Путешествие из Москвы в Петербург», представляющую собою систематический критический разбор книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Едучи в обратном направлении и потому читая книгу Радищева в обратном порядке — «от Москвы к Петербургу», Пушкин исследует ее содержание, насколько оно соответствует современной ему действительности.
Работая над статьей этой, опубликованной уже посмертно, Пушкин настроен критически к Радищеву. В позднейшей статье о Радищеве, законченной 3 апреля 1836 года и предназначавшейся для «Современника», Пушкин указывает на главное положительное качество его как писателя — на громадную его смелость.
«Рыцарская совестливость», удивительное самоотвержение очаровали Пушкина в Радищеве.
Но Пушкин и спорит с ним по ряду пунктов: он вообще никогда не изъявляет готовности принимать чужие мнения сразу, полностью и безоговорочно. «Многое переменилось со времен Радищева…» — пишет он. Однако в главке «Медное» Пушкин совершенно согласно с Радищевым возмущается рабством, то есть крепостным правом, по поводу встреченных публикаций о продаже с торгов имущества отставного капитана Г. — и «при нем шесть душ мужского и женского полу». «Следует картина, ужасная тем, что она правдоподобна, — пишет Пушкин. — Не стану теряться вслед за Радищевым в его… искренних мечтаниях… с которыми на сей раз соглашаюсь поневоле…» Но ответ Пушкина Радищеву относительно Ломоносова совершенно созвучен нашей современности: «Ломоносов был великий человек, — пишет Пушкин уже без всяких обиняков. — Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». Не поэзия вовсе ломоносовская важна, «Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч. С каким презрением говорит он о Сумарокове, об этом человеке, который ни о чем, кроме как о бедном своем рифмачестве, не думает!» Зато с каким жаром говорит он (Ломоносов. — Вс. И.) о науках, о просвещении». Наука, а не поэзия — главное для Ломоносова.
Для доказательства этого важного своего положения Пушкин не стесняется обстоятельно документировать: он приводит очень убедительно длинный, подробный рапорт Ломоносова графу Шувалову с отчетом о своей научной работе в 1751–1757 годах.
Ломоносов для Пушкина — образец научного работника, и он в № 3 «Современника» касается смело тех недостатков, которые он видит кругом в работе современных ему ученых.
«В наше время, — пишет он в рецензии без подписи на историческую книгу «Словарь о святых, прославленных в российской церкви», — главный недостаток, отзывающийся во всех почти ученых произведениях, есть отсутствие труда. Редко случаетея критике указывать на плоды других изучений и терпеливых разысканий. Что же из того происходит? Наши так называемые ученые принуждены заменять существенные достоинства изворотами более или менее удачными: порицанием предшественников, новизною взглядов, приноровлением модных понятий к старым давно известные предметам и пр. Таковые средства (которые, в некотором смысле, можно назвать шарлатанством) не подвигают науки ни на шаг, поселяют жалкий дух сомнения и отрицания в умах незрелых и слабых и печалят людей истинно ученых и здравомыслящих».