Александр Солоник - киллер на экспорт
Шрифт:
— А вы не могли бы сделать ему шрамы? — поинтересовался он и, протянув левую руку, показал след от сведенной татуировки. — А еще на губе, я когда-то родимое пятно выводил, — добавил он.
Минчев мельком взглянул на заказчика и согласно кивнул коротко:
— Сделаем.
— Слева, на боку, у меня тоже шрам. Почку удалили, — добавил Македонский.
— Сделаем, сделаем. Только в другой раз. На сегодня — все.
Минут через двадцать Саша и его будущий двойник уже садились в джип.
— Тяжело пришлось? — спросил Солоник с сочувствием.
Горчаков
— Пять штук в месяц — большие деньги, — задумчиво произнес Македонский, заводя машину. — Придется их отрабатывать.
Машина тронулась с места и, набирая скорость, понеслась в сторону Лагиноса. Саша спешил — через полчаса из Москвы ему должна была звонить Наташа Крылова…
Второй сеанс выдался для Горчакова не столь болезненным, как первый. Минчев, изучив результаты своего труда, как будто остался доволен. Опухоль на лице немного сошла, и лишь красные пятна свидетельствовали о перенесенной операции.
Для визажиста-косметолога, способного изменить внешность любого человека до неузнаваемости, изобразить следы от сведения татуировок и родинок — не самая сложная операция. Равно как и шрам на теле после операции по удалению почки.
Спустя несколько недель даже самые близкие люди вряд ли отличили бы Горчакова от Солоника, а Солоника от Горчакова. Сходство было полное. Для большей убедительности Македонский старательно занимался с Валерой, ставил видеокассеты, снятые им во время многочисленных круизов, предлагая запомнить наиболее характерные жесты, манеру двигаться и разговаривать.
То ли мастерство визажиста Минчева оказалось действительно выдающимся, то ли Горчаков обладал врожденным актерским талантом, но уже к концу декабря Солонику начало казаться, что Валера даже более похож на Македонского, нежели он сам.
Удивительно, но Валера, исправно получая свои пять тысяч в месяц, ни разу не задал ни единого вопроса — зачем, почему, что дальше? Казалось, этот человек вообще разучился удивляться. Прочитав однажды в местной русскоязычной газетке о пожаре в квартире известного театрального художника Тодора Минчева, повлекшего за собой смерть хозяина, он и бровью не повел.
Возможно, конечно, двойник Александра Македонского о многом догадывался. Если не обо всем…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Сразу же после Нового года в Афинах развезло. Началась оттепель, столь обычная в Греции для начала января.
С самого утра небо затянулось свинцовыми грозовыми тучами, и зависли они над греческой столицей надолго. Затяжной ливень хлестал, пригибая к земле голые ветки деревьев. Яркие сполохи молний, зигзагами прорезающие опустившуюся на город мглу, на какой-то миг высвечивали черепицу кровель, мокрые мостовые, корпуса автомобилей, медленно передвигавшихся по мокрому асфальту улиц.
Эту невеселую картину наблюдал из окна своего гостиничного номера Сергей Свечников.
Вот уже пятый день он находился в Греции. Свечников вылетел
Увы, неприятности начались сразу же по приезде. Выяснилось, что „апельсин“ Резо и его помощник Мамука застрелены неизвестным или неизвестными незадолго до появлении в Афинах урицких. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, чьих рук это дело.
С одной стороны, такой поворот событий конечно же не внушал Свечникову оптимизма: вроде бы, кроме Резо, никто не мог вывести его на след Солоника. С другой — это косвенно подтверждало, что неуловимый Македонский действительно обитает в Афинах, может быть, где-то совсем рядом. Кому еще, как не ему, выгодно ликвидировать нежелательных свидетелей?
Как бы то ни было, но Свеча начал поиски. Он и его пацаны побывали едва ли не во всех заведениях, посещаемых как осевшими здесь, так и приезжими русскими: на оптовых рынках, в меховых магазинах, ночных клубах, ресторанах и на дискотеках. Пацаны осторожно, стараясь не вызывать подозрений, опрашивали и русских танцовщиц в стриптиз-барах, и грековрепатриантов из бывшего Советского Союза, и даже рабочих бензоколонок.
Никто ничего не знал. Русские вообще предпочитали не вступать в контакт с этими бритоголовыми качками, выразительные лица и пудовые кулаки которых внушали самые худшие подозрения. Что касается греков, то они, рассматривая фотографии Солоника, предусмотрительно привезенные из Москвы, лишь белозубо скалились и отрицательно качали головой „Охи!“, что означало — нет, ничего о нем не знаем.
Как известно, отсутствие результата — тоже результат. Свеча, вспомнив о быках, оставшихся после гибели Резо, решил разыскать когонибудь из них. Наверняка они могли знать куда больше, чем стриптизерши и мелкие торгаши дешевыми мехами!
Именно к одному из таких людей Свечников послал Мустафу и ожидал его с минуты на минуту.
Гольянов немного запаздывал, и это заставляло бригадира нервничать. Слишком уж многое зависело от этой поездки, слишком большая ставка была поставлена на кон в этой игре…
Наконец скрипнула дверь, и в номер вошел Мустафа. Волосы его были мокрые, влажная одежда прилипла к телу. Он прибыл не один, вместе с ним, застенчиво улыбаясь, явился невысокий коротконогий атлет, судя по внешности, кавказец.
— Это Гела, — представил Мустафа гостя. — Он с Резо работал…
Хозяин номера приветливо улыбнулся, стараясь произвести самое выгодное впечатление — грузин мог вывести на след.
— Присаживайся, братан, — произнес Свеча и, не придумав, как продолжить беседу, кивнул в сторону окна, по которому беспорядочными траекториями стекали дождевые струи. — Ну и погодка…