Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Участники пленума стали свидетелями открытой схватки между двумя членами ПБ, Лигачевым и Шеварднадзе, по-разному оценившими кровавые стычки, произошедшие в Тбилиси в апреле 1989 года.
Во многих выступлениях членов ЦК звучали слова «кризис», «крах», «катастрофа», «провал», «край пропасти». А вывод делался такой: надо затормозить перестройку или вовсе откатиться назад, иначе — гибель.
Одним из таких ораторов был секретарь ЦК по оборонным вопросам О. Д. Бакланов, заявивший, что он вступал в коммунистическую партию, а предлагаемая платформа, по сути, является социал-демократической.
Именно на том пленуме, пожалуй, впервые с высокой трибуны прозвучал вопрос, обращенный
Нельзя сказать, что это обращение застало Александра Николаевича врасплох. Нет, он давно определился со своей позицией. Партия в существующем виде обречена на гибель. Монополия КПСС — это анахронизм, общество созрело для введения многопартийной системы. Экономика без элементов рынка тоже не выживет. Однако, когда ему предоставили возможность выступить, Яковлев продолжал все ту же песню: про укрепление социализма, про необходимость единства в рядах партии и пр. Впоследствии признавался: все это было лукавством, но вынужденным, поскольку верхушка партаппарата еще не созрела для восприятия иного.
Да, Ельцин уже открыто и не один раз говорил о необходимости крутых перемен, но Борис Николаевич еще два года назад сделал свой выбор, покинул команду Горбачева, затеял свою игру. А соблюдавший аппаратные правила Яковлев все еще равнялся на генерального секретаря, не решался без его ведома на сколько-нибудь радикальные публичные заявления.
Статья А. Н. Яковлева о перестройке и антирыночных настроениях. 6 августа 1988. [Из открытых источников]
Также в своем недлинном (согласно регламенту) выступлении Яковлев одобрил проект платформы КПСС, призвал быть реалистами и не поддаваться паническим настроениям. Он заклеймил посла В. И. Бровикова, который выступил с антиперестроечных позиций и поддержал идею президентства, считая, что стране как никогда сейчас нужна сильная верховная власть.
А вопрос Ануфриева, по сути, тогда так и остался без ответа. Хотя очень скоро такие вопросы Яковлеву станут задавать в других аудиториях, и ему невольно придется открывать свое истинное лицо.
Тем временем обстановка на пленуме обострялась. Дошло до того — невиданное дело для такого рода собраний, — что члены ЦК стали давать персональные оценки руководителям КПСС. Опять всплыло противостояние двух членов Политбюро — Лигачева и Яковлева.
Неожиданно в защиту Александра Николаевича выступил секретарь парткома Московского машиностроительного завода С. Горюшкин. Он сказал, что не Яковлев, а Лигачев должен подать в отставку. Ему стал возражать секретарь ЦК компартии Литвы В. Н. Швед, припомнивший визит Яковлева в Вильнюс в августе 1988 года. Якобы именно с его благословения в республике набрали силу разрушительные процессы, подняли голову националисты.
Запись беседы А. Н. Яковлева и Генерального секретаря ЦК КП Чехословакии М. Якеша. 14 ноября 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 142]
Зал встретил это выступление аплодисментами.
В перерыве между заседаниями к Александру Николаевичу подошел генеральный секретарь:
—
Поначалу я растерялся. Под суд, на демагогическое растерзание идти не хотелось. Примерно представлял, во что это выльется. Многие хотели крови и зрелищ.
В своем выступлении я пожурил литовцев за действия, ведущие не к подлинной независимости, а к сепаратизму. Но в целом говорил о своем принципиальном отношении к национализму [290] .
Каким же было это его отношение?
Происходящие в Литве события, и в частности позицию республиканской компартии, он назвал «ударом по перестройке в момент, самый трудный, самый ответственный, самый критический».
290
Яковлев А. Омут памяти.
«Потеряна ли ситуация в Литве? — спрашивал Яковлев. — Не думаю. Грозит ли это опасностями? Безусловно, и на них тут указывалось в общем-то справедливо. Но кроме опасности есть и другое. Приходится признать: в республике сложилась слишком знакомая нам картина недееспособности парторганизации. Руководство продемонстрировало недальновидность».
Яковлев говорил, что он категорически против любого проявления национализма, но и за то, чтобы развивать все подлинно национальное по самому широкому фронту: язык, культуру, добрые традиции, все то, что и характеризует Народ. И чем он малочисленнее, тем больше такта и внимания требует. Национализм не только слеп, он антигуманен. Он ищет врагов, а не друзей, конфронтирует, а не объединяет, игнорирует общечеловеческие ценности.
Эти же слова он произносил и год назад перед партийным активом Литвы, призывая коллег к взвешенной и разумной позиции.
— Я не несу ответственности за слухи, которые распространяются, может быть, добросовестно или понаслышке, а может быть, с умыслом, — этими словами Александр Николаевич закончил свое выступление.
Конечно, и Яковлев, и многие другие члены ЦК — особенно те, кто побывал в Литве недавно в составе делегации Центрального комитета во главе с М. С. Горбачевым, — прекрасно сознавали, что джинн выпущен из бутылки и обратно его уже не загнать. Компартия республики раскололась на два непримиримых крыла, причем «промосковские» оказались в явном меньшинстве. Сепаратистские настроения охватили большую часть населения. Первый секретарь ЦК КП, председатель Верховного Совета Литвы А. М. Бразаускас и его соратники на пленуме откровенно и прямо говорили о суверенитете как о деле, фактически решенном.
Доклад в ЦК КПСС о рабочем визите А. Н. Яковлева в Чехословацкую ССР. Не ранее 16 ноября 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 142. Л. 1]
Ситуацию в Литве обсуждали на протяжении всего третьего дня пленума и в итоге констатировали разрыв между КПСС и компартией этой республики.
То есть опять лукавство? Ведь что говорил с трибуны наш герой? «Потеряна ли ситуация в Литве? Не думаю».
А ведь думал. Думал одно, но говорил совсем другое. И остальные, включая Михаила Сергеевича, поступали точно так же.