Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Снегирев Владимир Николаевич

Потом поступило предложение ввести должность заместителя главы партии и избрать на этот пост Яковлева. Он опять отказался.

Внутренне Александр Николаевич уже порвал с КПСС, оставалось сделать последний шаг. Но пока он на это не решался. Возможно, именно по той причине, которую озвучил, отвечая на вопросы молодых делегатов: «Я вступил в партию во время войны. Постарайтесь понять, для меня это фактор огромной важности. Я не могу это забыть».

Один известный, талантливый, любимый всеми театральный режиссер на глазах у миллионов телезрителей в прямом эфире сжег свой партийный билет. Это был не лучший «спектакль» в его жизни, что режиссер и сам потом признал. Абсолютно чуждый пристрастию к внешним эффектам, Александр Николаевич никогда бы не сделал шоу из своего прощанья с партией.

^{Президент}

СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев с делегатами ХХVIII съезда КПСС. 1 июля 1990. [РИА Новости]

Мало кто мог тогда предположить, что это будет последний съезд в истории КПСС. Он, повторю, проходил бурно, с трибун звучали разные, часто полярные оценки ситуации, предложения по реформированию партии, характеристики «прорабов перестройки». Одни, например Е. К. Лигачев, В. А. Крючков, пламенно ратовали за социализм и классовые подходы, а другие с той же трибуны требовали серьезных перемен — в партии, экономике, обществе. И почти все клялись в верности перестройке, только вот понимали ее по-разному.

Именно тогда, как считал Александр Николаевич, исходя из расклада политических сил, сложилась реальная возможность для создания второй партии, на социал-демократических принципах. И именно он мог ее, эту партию, возглавить. Но, признавался Яковлев, он проявил в те дни личную слабость, упустил верный шанс.

На съезде произошло окончательное размежевание политических сил внутри КПСС, и те, и другие проявили себя достаточно выразительно. Однако сам Яковлев, подводя итоги этого форума, нашел другую формулу.

^{На портрете Горбачев близко к Яковлеву. Но на самом деле… [Из архива Л. Шерстенникова]}

Съезд оказался не консервативным, как его часто называли, и не реакционным. Трудно назвать его леводемократическим или центристским, он не укладывается в привычные политические схемы, поскольку выбор на нем не сводился только к правому или левому спектру позиций. Съезд вообще не решал, на мой взгляд, проблему политического выбора. […] И с этой точки зрения съезд можно назвать съездом неопределенностей, съездом исторической неуверенности [310] .

310

Там же.

С явным удовлетворением Александр Николаевич отметил в своих мемуарах, что проведенный среди делегатов опрос показал: все места между Горбачевым (он стал лидером рейтинга с 54,4 % голосов) и Лигачевым (аутсайдер с 8,1 %) заняли политики из «команды Перестройки». В том числе и он, Яковлев.

Именно тогда была изменена пресловутая редакция 6-й статьи конституции, то есть монополии коммунистической партии на абсолютную власть в стране пришел конец.

В стране еще не было многопартийной системы с ее специфическими навыками и институтами. Не было устоявшейся системы новых Советов. Не было экономической базы новой власти и экономической свободы для населения. А значит, по большому счету не существовало и демократии — была лишь демократизация, то есть движение в сторону демократии, которому потребуются многие годы и десятилетия для своего закрепления в сознании и организации общества [311] .

311

Там же.

Что же касается партии, то, по твердому убеждению Яковлева, ее «никто не побеждал, она покончила жизнь самоубийством»: «Кровавое насилие большевизма исчерпало свой ресурс» [312] .

В этом с Александром Николаевичем были согласны и многие другие деятели КПСС, наблюдавшие процесс распада изнутри. Например, М. Ф. Ненашев, которого никак нельзя причислить к радикально настроенным «перестройщикам». Он справедливо отмечал,

что партия после 1989 года «отказалась от старых структур и старых методов, но при этом не отработала и не предложила новых» [313] .

312

Там же.

313

Здесь и далее цит. по: Ненашев М. Заложник времени: Заметки. Размышления. Свидетельства. М.: Центрполиграф, 2019.

Если Яковлев говорил о «самоубийстве», то Ненашев нашел другие выражения, хотя суть была той же:

Начался медленный, но нарастающий с каждым месяцем, как обвал, процесс умирания партии и ее организаций, лишенных кислорода — практических действий и связей с народом. И здесь не могут помочь, я продолжаю это утверждать, многочисленные суждения о предательстве, о сознательном разрушении партии и ее связей с массовыми организациями. Не смогут, ибо ими не объяснить всех обстоятельств, почему партия оказалась на краю пропасти.

Особенно я не мог понять и разделить сетования по поводу так называемого трудного положения партии, которые широко распространялись в печати, на пленумах ЦК КПСС. Широко эксплуатируемое утверждение: «Партия оказалась в трудном положении» — можно было принять только как один из самых странных парадоксов времени, ибо если вдуматься и отказаться от предубеждения, то речь шла о партии, созданной для торжества демократии, свободы и гласности, самостоятельности и инициативы. И вот, когда были сделаны лишь некоторые шаги на пути к реализации этих декларированных принципов в жизнь, партия оказалась в трудном положении, будучи оттесненной на задворки общественной жизни. Как объяснить с точки зрения логики, почему и каким образом партия уступила инициативу, перестала быть ведущей политической силой, имея такую многомиллионную численность своих рядов, гигантские силы массовых средств информации, огромные финансовые возможности, многообразные общественные связи. Трудно представить, как могло случиться, что поистине гигантский потенциал партии оказался невостребованным и бездейственным, а партийный аппарат был занят лишь тем, что оплакивал свое горестное положение и сетовал на демократию и гласность.

Точно так же нельзя было понять и невозможно разделить распространенное мнение о том, что в условиях перестройки оказалось слишком много свободы и пользоваться ею стали преимущественно нечестные люди. Естественно, возникал контрвопрос: а кто мешал честным, добросовестным партийным работникам пользоваться этой свободой?

Диагноз, конечно, жесткий, но верный.

Глава 8. Агония

К финишу перестройки обстановка в аппарате ЦК резко изменилась. Все стали нервными, взвинченными. Даже в коридорах зданий на Старой площади теперь можно было услышать брань по адресу Горбачева и Яковлева.

Под напором общественного мнения власть принялась за борьбу с привилегиями. Закрывались партийные «спецраспределители», где отоваривалась номенклатура. С ЗИЛов руководителей пересаживали на «Волги». Естественно, коснулось это и Яковлева. А он уже привык к просторной машине, чувствовал в ней себя комфортно. Тут надо напомнить, что у Александра Николаевича после ранения не сгибалась нога, ему непросто было в тесном пространстве.

Когда он собрался в очередной отпуск, то пригласил к себе начальника охраны Смирнова:

— Ефимыч, мы в Крым едем. Ты бы не мог позвонить тамошним командирам? Если у них есть такая возможность, то пусть в аэропорт не «Волгу», а «Чайку» пришлют. Объясни им что к чему.

Смирнов позвонил. Объяснил. Вначале ему ответили:

— Не волнуйся, все сделаем в лучшем виде.

А через некоторое время тот же полковник перезванивает:

— «Чайки» не будет.

И все. Кладет трубку, конец связи.

Смирнов, конечно, расстроился. Понял, что этот полковник с кем-то «наверху» посоветовался, не сам же он отважился отказать недавнему члену Политбюро, а ныне члену Президентского совета, фронтовику. Что делать? Пошел к охраняемому лицу с докладом: так, мол, и так, «Чайки» в аэропорту не будет.

Яковлев, выслушав, не смог скрыть раздражения:

— Твой полковник — он что, дурак? Совсем ничего не соображает?

Смирнову, понятное дело, было не с руки обсуждать свое начальство. Не положено это.