Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
А разве она могла сказать иначе после всех тех встреч — формальных и неформальных, — когда светские беседы перемежались с острыми диалогами по самым актуальным, самым болезненным проблемам мировой политики? Говорили о войне в Афганистане, об опасности ядерного противостояния, о «железном занавесе», об американских крылатых ракетах, размещенных поблизости от границ СССР, о сотрудничестве в области культуры, о преследовании диссидентов…
И всегда — это особо отметил Яковлев, когда писал свои мемуары, — глава советской делегации вел себя безупречно:
Ни разу не впал в раздражение, вежливо улыбался, спокойно отстаивал свои позиции. Переговоры продолжали носить
Тэтчер смотрела то на карту, то на Горбачева. По-моему, она не могла понять, разыгрывают ее или говорят всерьез. Пауза явно затягивалась. Премьерша рассматривала английские города, к которым подошли стрелы, но пока еще не ракеты. Затянувшуюся паузу прервал Горбачев:
— Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее.
— Да, — ответила несколько растерянная Тэтчер [148] .
148
Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000.
Разумеется, эта секретная карта не являлась «домашней заготовкой» лично Михаила Сергеевича, такие вещи в то время делались только по согласованию с генеральным секретарем, министром обороны, председателем КГБ. Но, видимо, это и был тот ключевой момент в переговорах, после которого «железная леди» молвила: «Безусловно, это человек, с которым можно иметь дело. Он очень понравился мне — и, хотя можно не сомневаться в его полной преданности советскому строю, он все же готов слушать, вести настоящий диалог и думать собственным умом» [149] .
149
Цит. по: Макинтайр Б. Шпион и предатель: Самая громкая история времен холодной войны. М.: АСТ, 2021.
Мир действительно устал к тому времени от пребывания в бесконечном страхе перед угрозой взаимного ядерного уничтожения. Кто-то должен был сделать первый шаг на пути к разрядке, и такой шаг сделал советский гость. Кстати, тем самым набрав еще одну солидную порцию очков в свою пользу в глазах других мировых лидеров.
Поездка с Горбачевым в Лондон, участие Яковлева в подготовке материалов идеологического совещания, его роль в тайных переговорах с Громыко — все это шло в актив будущему «архитектору перестройки».
Надо было только набраться терпения и дождаться своего часа.
«Его час» наступил летом 1985 года. Александр Николаевич Яковлев утвержден заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС. Спустя двенадцать лет он «со щитом» вернулся в тот самый десятый подъезд, откуда так бесславно был выдворен недоброжелателями.
Из дневниковых записей А. Черняева:
5 июля 1985 г.
Сашка Яковлев на сегодняшнем заседании ПБ сделан зав. Отделом пропаганды. «Реваншировал» он всех своих врагов… Особенный кукиш получился Демичеву. Звонил мне. Говорил о «сотрудничестве», даже просил помощи при начале — хитрит, льстит, потому что рад, а впрочем, и я тоже что-то сделал, чтобы справедливость в отношении него восторжествовала. Но дело ему предстоит ох! какое трудное [150] .
150
Черняев А.
Кстати, утвердили Яковлева на том заседании Политбюро без всяких проблем. И особенно активно поддерживал его кандидатуру министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.
Десятый подъезд в комплексе зданий ЦК на Старой площади был хорошо знаком всем московским редакторам. Там располагался Отдел пропаганды. В отделе проходили собеседования с кандидатами на редакторские должности, туда приглашали провинившихся для внушений, там собирали нашего брата, чтобы мы выслушали из уст начальства установки насчет того, как освещать текущую жизнь согласно последним партийным директивам.
В десятый подъезд следовало являться с паспортом и партбилетом. На входе обычно и тот, и другой документы придирчиво проверяли прапорщики или офицеры, несшие службу по охране этого важного объекта. Потом ты на лифте поднимался на нужный этаж, шел по пустому коридору в нужный кабинет. Коридор почему-то всегда был пуст. Ковровая дорожка, оставшаяся, по-видимому, еще со сталинских времен, скрадывала звук шагов. У новичка вся эта казенная обстановка невольно вызывала робость, казалось, что вот сейчас откроется одна из дверей и оттуда выйдет сам Михаил Андреевич Суслов или Михаил Васильевич Зимянин, хотя, если честно, тот и другой занимали кабинеты в другом подъезде и другом здании — там, где сидели секретари ЦК.
А здесь самым главным был заведующий отделом. В ту пору, когда меня, аспиранта АОН при ЦК КПСС, затем главного редактора еженедельника «Собеседник», а впоследствии члена редколлегии «Правды», приглашали в десятый подъезд, отделом руководили Б. И. Стукалин, А. Н. Яковлев и сменивший его Ю. А. Скляров.
А зачем меня туда приглашали? В аспирантскую пору, когда работал над диссертацией об освещении войны в Афганистане западными СМИ (диссертация, естественно, была закрытой, под грифом «ДСП»), вызывали для того, чтобы привлечь к разного рода контрпропагандистским акциям, например написанию «Белой книги», обличающей американский империализм.
Летом 1985 года звонок из приемной заместителя заведующего отделом В. Н. Севрука: Владимир Николаевич приглашает вас на беседу.
Севрук курировал все СМИ, имел репутацию крутого государственника и партийного ортодокса. Его побаивались. Однако ко мне он, похоже, относился с симпатией, и тому была одна веская причина: я отработал год в Афганистане, удачно (как ему казалось) совмещая обязанности советника от ЦК ВЛКСМ и корреспондента «Комсомолки», а завершив эту долгую и непростую командировку, продолжал время от времени наведываться в Кабул и писать в газеты статьи, освещавшие то, что происходило в афганских горах. Севрук же буквально болел афганской темой, он был искренне убежден в правильности нашего военного вторжения в эту страну и фанатично верил в то, что наше присутствие поможет афганцам построить если не социализм, то что-то на него похожее. Иначе говоря, понятие «интернациональный долг» было для Владимира Николаевича не пустым звуком.
Забегая вперед, скажу, что судьба очень жестоко наказала партийного работника за это заблуждение. Его сын Сергей, фотокорреспондент АПН, во время одной из своих многочисленных командировок в Афганистан был тяжело контужен, перенес затем ряд сложных нейрохирургических операций и в итоге скончался, будучи совсем молодым. Севрук так и не смог оправиться после этого тяжелого удара, к концу 80-х он сильно сдал, был отправлен из ЦК в газету «Известия» на должность заместителя главного редактора, а после августовского путча и вовсе пропал, говорят, вернулся в свою родную Беларусь.