Александр. Том 2
Шрифт:
— Хорошо, иди следить за моим багажом, — я отпустил его взмахом руки, оставшись стоять возле колонны.
— Есть ли смысл в том, что ты вот так стоишь и пугаешь своим видом бедных работников?
Я покосился на подошедшую ко мне Лизу, а затем снова устремил взгляд на тех самых бедных работников. — Как оказалось, мне так лучше думается, — признался я наконец после почти минутного молчания.
— И о чём ты думаешь? — она подошла ближе и встала рядом со мной чуть в стороне. Высокая, красивая, с идеально прямой спиной. В который раз, глядя на Елизавету, я спрашивал себя, что Сашке было надо? Такую, как владелица неподъёмного сундука, Мария Антоновна, не иначе. Которая, судя по размерам этого самого сундука, уже и имена своих
— Я думаю о дорогах. Если бы были нормальные, да хотя бы просто приличные дороги, то мы бы не сидели так подолгу в одном месте. И заметь, Лиза, это лето. Осенью и весной вообще путешествовать невозможно, — ответил я, снова начиная разглядывать злополучный сундук госпожи Нарышкиной.
— Путешествовать можно, но сложно. Почему ты не воспользуешься опытом Европы и не построишь эти самые дороги?
— Дело не в опыте, я примерно знаю, как нужно сделать эту проклятую дорогу. Какие слои укладывать и водостоки выводить. А где и трубы закапывать, чтобы воду сбрасывать, — я не смотрел на неё, рассуждая вслух. — Проблема не в этом. И даже не в деньгах. Если изначально поставить перед Макаровым правильную задачу, денег может вполне хватить. Проблема в объёмах. Мы не можем использовать ничей опыт, он нам не подойдёт, потому что всю Европу можно в Российской империи пару раз уместить, да ещё кусочек останется. А ещё я вот прямо здесь, в Твери, понял одну вещь: дороги — это неотъемлемая часть страны, и они должны быть исключительно на балансе государства. Так что вторым министерством, которое я учрежу, будет всё-таки министерство путей и сообщений. Ещё почтовую службу туда же, пожалуй, присоединю.
— А какую задачу ты хочешь поставить перед Александром Семёновичем? — улыбнулась Лиза.
— Как это какую? Убедить его, что все занимающиеся разворовыванием денег, выделенных конкретно на дороги, самые что ни есть заговорщики. И пытаются развалить наше Отечество изнутри.
— Саша, ты думаешь, что деньги перестанут воровать? — Лиза положила ручку на мой сжатый кулак.
— Нет, разумеется, — я даже фыркнул от такого предположения. — Но на первое время сойдёт. Самые горячие головы остудит, после того, как наиболее горячие с плеч полетят. Всё-таки угроза безопасности Отечества — это не просто пару тысяч украсть на новое ожерелье любовнице. А потом, как только Архаров с Волковым доведут до ума полицию, я их заставлю особый отдел выделить в их детище. Который будет только за торговые и все денежные преступления отвечать. Казнокрадство — это преступление, ты же не будешь спорить? И казнокрады пойдут долги отрабатывать на каторгу. Ту же дорогу строить, только теперь уже собственными ручками. Главное не запустить процесс. Хватать за руки надо с самого начала. А дальше уже попроще будет. Полностью воровство не искоренить, это невозможно, но оно войдет в итоге в разумные пределы.
— Почему ты думаешь, что невозможно ничего сделать с воровством? — Лиза искренне удивилась.
— Потому что люди никогда не меняются. И я тебя уверяю, и в Римской империи воровали на тех же дорогах, и в Европе воруют. Другое дело, что в той же Европе нечистым на руку людям развернуться негде. Нет у них таких бюджетов и сотен вёрст дорог, на которых можно неплохо нажиться. Так что, Лизонька, люди абсолютно везде одинаковые, разница лишь в объёмах.
— Ты говоришь странные вещи, Саша, — Лиза покачала головой. — Никогда не замечала у тебя тяги к подобным рассуждениям.
— Потому, что этой тяги не было, — я улыбнулся. — Скажи, неужели я действительно был таким наивным дураком и только и делал, что мечтал надеть на себя корону? Почему мне тогда никто не объяснил, что лошадям на крестьянских наделах от этого меньше работать не придётся? — спросил я, а Лиза только растерянно пожала плечами.
— Я не знаю. Наверное, никто из нас не смотрел на трон с такой точки
— И очень жаль. Потому что это адский труд. Нет, я, конечно, могу послать лесом и дороги, и вон тех офицеров, которые сейчас, похоже, подерутся, невзирая на то, что мы с тобой вот тут в тенёчке стоим, — и я указал на группу офицеров, которые уже начали говорить на повышенных тонах, и действительно того и гляди с их стороны скоро полетят вызовы на дуэль. — Я мог бы погрузиться в вечный праздник. А когда меня бы придушили. да вон Колька собственноручно и придушил, то я оставил бы им дела в жутком плачевном положении и казну с кучей долгов и повесившейся в сундуке мышью.
— Но ты не хочешь вечного праздника? — Лиза снова улыбнулась.
— Нет, не хочу, — я покачал головой. — Иначе к чему были все мои пятнадцать обмороков возле тела отца? — она задумалась, а я мгновенно сменил тему. — Как ты себя чувствуешь?
— На редкость хорошо, — Лиза замолчала, словно прислушивалась к себе. — Правда, хочется есть. Ты решил начать решать проблемы с казнокрадством экономией на нашей еде?
— Очень хорошая идея, но нет, — я покачал головой. — Лизонька, прости меня, но, похоже, там действительно назревает небольшой скандал. К тому же мне необходимо поговорить с Ермоловым, а то вчера как-то не получилось, — и, поцеловав жене руку, я направился было к привлёкшей моё внимание группе офицеров, но тут на крыльцо вышла Мария Фёдоровна.
— Александр, это возмутительно! — вдовствующая императрица решительно направилась в мою сторону. — Вы сами ничего не едите, чем вызываете беспокойство у всех своих родных, так ещё и решили нас всех начать морить голодом?
— Вы преувеличиваете, матушка, — я поморщился. Начинается.
А ведь я всего лишь запретил подавать на стол ту еду, которая совпала с той, что ел Кочубей. Вообще сегодняшний завтрак можно было назвать довольно аскетичным, если сравнивать с тем, что подавался на стол каждое утро. Собственно, я велел оставить овсяную кашу, хлеб, масло, пару сыров и мёд. Ну ещё какие-то бублики. Всё. А нет, не всё. Сашка, кроме всего прочего, обожал фрукты, и их подавали на стол всегда. Я не стал менять эту весьма полезную традицию, так что ещё на столе были разные ягоды, яблоки, груши и сливы. Вот теперь точно всё.
Я ждал, когда же мне начнут предъявлять обвинения. Всё утро ждал и наконец дождался. Долго же вдовствующая императрица в себя приходила, даже неожиданно, если честно.
— Александр, вы можете нам всем сказать, почему заставили нас сегодня практически голодать? — она заломила руки. Следом за матерью на крыльцо выскочил слегка возбуждённый Николай. — Вы оставили голодными даже не меня, я, как ваша мать, могу стойко переносить невзгоды. Вы оставили голодными ваших братьев и сестёр.
— Коля, ты сегодня остался голодным? — я тут же переключился на голодающего ребёнка.
— Нет, — Николай замотал головой. — Саша, я не доел эту противную кашу, потому что уже наелся. Я не хотел, правда-правда, — и он сделал шаг назад, метнув обеспокоенный взгляд в сторону матери.
— Я тебя не ругаю, Коля, — я улыбнулся краешком губ. — Просто хотел уточнить, наелся ли ты. Раз кашу не доел, значит, наелся, — и я повернулся в сторону матери, поджавшей губы. — Вот видите, матушка, я вовсе не морю своих братьев и сестёр голодом. И нет, я не планирую начать распродавать ваши фамильные драгоценности, чтобы Макаров смог ещё больше развернуться.
— Откуда вы… — она замолчала, прикусив язык, я же смотрел на неё теперь весьма жёстко.
— Макаров не просто так деньги получает, не правда ли? В следующий раз будьте осмотрительней, когда говорите нечто подобное.
Лиза смотрела на нас, прикрыв ладонью рот. Я совсем забыл, что она стоит здесь и ловит каждое наше слово. А моё противостояние с матерью, похоже, не закончится никогда.
— Вы разбиваете мне сердце, Александр, — она поджала губы и, резко развернувшись, ушла с крыльца. Я же потёр переносицу.