Александра
Шрифт:
В народе это медицинское чудо комментируют словами: «Похоже, у этого дьявола в самом деле тело пришито к душе нитками…»
Как обычно, когда он хочет подать царице совет, Распутин прибегает к услугам подруги Александры Анны Вырубовой. Через нее он посылает телеграмму, направленную непосредственно царю. Вырубова лично передает ее. Она читается как мрачное предсказание:
«С войной придет конец России и Вам самим, и Вы все до последнего человека сгинете…»
По сообщению присутствовавшего коменданта дворца, царь порвал телеграмму еще на глазах подательницы. Но Распутин не дает себя
«Милый друг,
я скажу это снова, что огромное облако, наполненное страданиями и горем, нависло над Россией; оно темное, и за ним не видно света. Разольется необъятное море слез и крови. Нет слов для неописуемого ужаса. Я знаю, от Вас хотят войны и не понимают, что она означает неизбежное разрушение. Тяжка Божья кара, когда отказывает разум. Царь-отец не может позволить безумцам погубить его и его народ. И даже если они победят Германию, — что будет с Россией? Позднее не припомнится больших страданий с начала времен, и Россия захлебнется в крови. Ужасна гибель, и горю не будет конца.
Григорий».
Одним из немногих серьезных людей, так же предостерегавших царя от войны, является бывший министр граф Витте. Свои сомнения он формулирует менее таинственно:
«Эта война — безумие! За что должна воевать Россия? За наш престиж на Балканах? За наш священный долг помочь нашим братьям по крови? Это романтическая, старомодная химера. Ни один человек здесь, по меньшей мере, ни один мыслящий человек, не даст и ломаного гроша за этот вспыльчивый и заносчивый балканский народец, сербов, у которых в крови даже нет ничего славянского и которые всего-то перекрещенные турки. Пусть сербы понесут наказание, которое заслужили. Это одно, что касается повода для начала войны.
Но поговорим о пользе и преимуществах, которые может принести нам война. На что мы можем надеяться? Увеличения территории? Силы небесные! Разве держава Вашего Величества еще недостаточно велика? Разве в Сибири, Туркестане, на Кавказе и на исконно русских землях нет бесконечно широких просторов, которые даже еще не исследованы? Что это за завоевания, маячащие у нас перед глазами? Восточная Пруссия? Разве у государя уже не слишком много немцев среди подданных? А Галиция? Да в ней полно евреев! Константинополь, воздвигнуть крест христианства на Айя-Софии, Босфор, Дарданеллы? Это слишком безумно, чтобы вообще заслуживало серьезного размышления.
И даже если мы выйдем из нее с полной победой, а Гогенцоллерны и Габсбурги окажутся такими ничтожными, что станут умолять о мире и подчинятся нашим условиям, — это означало бы не только конец германскому доминированию, но и возникновению республик по всей Европе! Одновременно это был бы конец царизму.
А уж о том, что нас ожидает в случае поражения, предпочту умолчать… Практический вывод из всего сказанного состоит в том, что мы должны эту глупую авантюру завершить как можно скорее».
Однако у царя нет выбора. Если сначала речь шла о помощи Сербии, которой требовали от России панславянские, национально-патриотические и милитаристские круги, то теперь, после объявления Германией войны, об обороне России.
Поэтому появление императорской семьи на литургии в Зимнем дворце на следующий день после
Патриотическое настроение, которым в этот момент охвачены все слои населения, объединяет разобщенные партии в Думе и правительстве, общее желание защитить Россию от внешнего врага успокаивает возмущение бастующих оппозиционеров. Примечательно, что об Австрии почти никто не вспоминает. Набирают размах приготовления к войне, в которых активно участвует гражданское население. Полным ходом собираются пожертвования, идет подписка на военный заем, оборонные заводы безропотно работают на полную мощность.
С самого начала царица становится на службу своей стране. Большой дворец в Царском Селе переоборудуют под лазарет. Сама Александра и двое ее старших дочерей, Ольга и Татьяна, которым только исполнилось соответственно девятнадцать и семнадцать лет, проходят обучение на медицинских сестер. Как и в русско-японскую войну, Александра организует санитарный поезд и сооружает больницы не только в столице, но и в других городах.
В эту деятельность включаются представители семейства Романовых и другие знатные фамилии. Несколько петербургских дворцов предоставляются под лазареты. Великая княгиня Мария Павловна энергично занимается организацией ухода за ранеными; свояченица Александры, Виктория Федоровна, которую после брака с великим князем Кириллом Владимировичем называют Дакки, помогает в качестве медицинской ассистентки в больнице в русской Польше. Снабжение она достает, в частности, с помощью своей сестры, королевы Румынии, получая оттуда медикаменты для ухода за ранеными. Обе — принцессы Кобургские, однако по рождению и воспитанию чувствуют себя англичанками и поэтому занимают проанглийскую и антипрусскую позицию. Кроме того, их мать русская: как ранее упоминалось, ставший герцогом Кобургским сын королевы Виктории и первоначально принц Эдинбургский, был женат на сестре царя Александра III, великой княгине Марии.
Это румыно-русское сотрудничество еще незадолго до этого было бы невозможным: король Кароль Румынский происходил из дома Гогенцоллернов. Он, в отличие от своего правительства, занимал дружественную к Германии позицию и не одобрил бы подобное оказание помощи. Но вскоре после начала войны он умирает, а его преемник Фердинанд женится на сестре Дакки, Марии, принцессе Кобургской, и после двух лет нерешительного нейтралитета Румыния, наконец, переходит на сторону России. Таким образом, она может получать из Румынии снабжение и находится в более выгодном положении по сравнению с Александрой, которая со своей немецкой родины, ставшей врагом России, теперь не может выписывать материалы, как было в русско-японскую войну.
От состояния войны царица Александра страдает вдвойне: во-первых, она убеждена в достоверности всего того, что говорит Распутин, в том числе и его предсказаний. Поэтому она боится последствий, тем более что «божий человек» так сильно настроен против войны. Более того, Александра чувствует, что хотя она и пытается думать как русская, сочувствует она собственным землякам в Гессене. Самыми болезненными для нее являются мысли о брате Эрнсте Людвиге, которому, несомненно, придется принять участие в войне. В одном послании Александры Николаю, находящемуся в Генштабе и на фронтовых инспекциях, от 19.9.1914, есть такие строчки: