Александрийское звено
Шрифт:
– Саудовцы.
– Вот это номер! Как тебе удалось разозлить стольких людей?
Двое мужчин уже спускались с холма, направляясь в их сторону.
– Нет времени объяснять, – сказала Стефани.
Женщины торопливо пошли прочь. От преследователей их отделяло ярдов пятьдесят – смешная дистанция, если мужчины вздумают стрелять.
– Я надеюсь, ты предусмотрела подобный поворот событий? – осведомилась Стефани.
– Не совсем. Но я умею импровизировать.
Малоун
– Ты жива? – спросил он, склонившись над женщиной.
Ее лицо было искажено гримасой боли, правой рукой она зажимала раненое левое плечо.
– Очень больно! – выдавила она сдавленным шепотом.
– Дай мне взглянуть.
Женщина помотала головой.
– Нет, когда я зажимаю, мне легче.
Малоун принялся отдирать ее правую руку от раны. Глаза женщины расширились от боли и злости.
– Нет!
– Я должен осмотреть рану!
Он не произнес то, что вертелось на языке у обоих: почему она не осталась наверху?
Наконец Пэм сдалась и разжала испачканные кровью пальцы. Осмотрев плечо бывшей жены, Малоун убедился в том, о чем уже догадывался: рана пустяковая. Пуля задела плечо по касательной. Если бы ранение было серьезным, это было бы ясно давно: люди, получившие такие раны, впадают в шок.
– Всего лишь царапина.
Правая рука Пэм вновь легла на раненое плечо.
– Благодарю за диагноз.
– У меня имеется некоторый опыт в таких делах.
Ее взгляд смягчился. Женщина поняла, что он имеет в виду.
– Нам нужно уходить, – проговорил Малоун.
Ее лицо снова скривилось от боли.
– Но я истекаю кровью!
– Соберись. Выбора нет.
Он помог ей встать на ноги.
– Черт побери, Коттон!
– Я понимаю, больно, однако если бы ты осталась в квартире, как я просил…
Вдалеке послышался вой сирен.
– Мы должны убираться отсюда. Но сначала нужно кое-что сделать.
Пэм, похоже, удалось взять себя в руки, и он повел ее внутрь здания. Сирены звучали уже ближе.
– Зачем мы возвращаемся? – спросила Пэм, когда они добрались до площадки третьего этажа.
А дело было в том, что Малоун вспомнил слова, сказанные Хаддадом перед тем, как началась стрельба: «Ты многому меня научил. Я помню все твои уроки и до последнего дня старался следовать им неотступно. В том числе и относительно того, как сберечь самое важное». Когда Малоун спрятал Хаддада, он научил его держать все самое важное в собранном виде и наготове – на тот случай, если придется спешно спасаться бегством. Теперь настало время проверить, усвоил ли Хаддад эту науку.
Они вошли в квартиру.
– Отправляйся на кухню и найди чистое полотенце, – сказал он, – а я пока займусь делами.
У них в запасе
Малоун кинулся в спальню. Пол тесной, не больше его собственной спальни в Копенгагене, комнаты был завален давно не читанными книгами и бумагами, постель была не убрана, прикроватные тумбочки и шкафчики напоминали лотки на блошином рынке. Стены и здесь были увешаны картами Израиля – старинными и современными, но рассматривать их у Малоуна не было времени.
Надеясь на то, что инстинкт не подвел его, Малоун опустился на колени и стал шарить рукой под кроватью.
Хаддад звонил на Ближний Восток, зная, что возмездие последует незамедлительно. А когда неизбежное случилось, он не стал уклоняться от схватки, а, наоборот, первым бросился в нее, заранее зная, что ему не выиграть.
Что сказал его друг? «Я знал, что ты придешь». Как глупо! Хаддаду не было никакой нужды приносить себя в жертву. Видимо, старику на протяжении многих десятилетий действительно не давала покоя мысль о когда-то убитом им человеке.
«Это был мой долг по отношению к Хранителю, которого я застрелил. Теперь моя совесть чиста».
Это Малоуну было понятно.
Его рука что-то нащупала. Он ухватил это и вытащил из-под кровати. Предмет оказался кожаным ранцем. Торопливо расстегнув застежки, Малоун обнаружил внутри книгу, три блокнота на спиральной проволоке и четыре свернутые карты. Оставалось надеяться лишь на то, что из всей хранящейся в квартире информации эта была самая важная.
А вот теперь действительно надо было срочно делать ноги.
Малоун кинулся обратно в гостиную. Пэм, прижимая к раненому плечу полотенце, вышла из кухни.
– Коттон… – проговорила она, и в ее голосе он уловил вопросительные интонации.
– Не сейчас!
Закинув ранец на плечо, он вытащил ее из квартиры, успев перед этим взять шаль, лежавшую на спинке кресла. Они поспешно спустились по лестнице.
– Как твое плечо? – спросил Малоун, когда они вышли на тротуар.
– Жить буду, – ответила женщина. – Послушай, Коттон…
Сирены надрывались уже в квартале от дома. Он набросил шаль на плечи Пэм, чтобы скрыть рану.
Неторопливо, чтобы не привлекать внимание окружающих, они двинулись по улице.
– Прижимай полотенце к плечу, – сказал он.
Через сотню футов они вышли на бульвар, окунувшись в водоворот незнакомых лиц, с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти на бег. Оглянувшись, Малоун увидел машины с проблесковыми маячками, затормозившие перед домом Хаддада.
– Коттон?
– Я знаю! Не будем терять время!
Он действительно знал, о чем хотела спросить его Пэм. Он тоже заметил это, когда они вернулись в квартиру. Ни на стене, ни на полу не было следов крови. Не было удушающего порохового запаха смерти.