Александровскiе кадеты. Смута

Перумов Ник

Девушки горячо одобрили.

Только теперь Федя смог рассмотреть, что на Лизе с Зиной — ушитые, укороченные мужские френчи, ниже — широченные галифе, и только обувь осталась прежней — изящные женские ботики, а не армейские сапоги или ботинки.

Выбрались на улицу. Красные, раз встретив отпор на Бомбардирской, похоже, и впрямь решили обойти внезапно возникшуу препятствие, а не пытаться штурмовать его в лоб.

Александровцы и Лиза с Зиной пробирались ближе к окраине Гатчино, где во всю гремели выстрелы — Две Мишени упорно пробивался из окружения

на соединиение с дроздовским полком.

Девушек встретили галантно, как и положено, словно вновь они все — кадеты, блестит начищенный паркет главного зала, а разрумянившиеся гимназистки-тальминки сбрасывают шубки на руки своим кавалерам.

Полк дошёл до крайней гатчинской улицы и остановился. Совсем рядом, за железной дорогой, бились дроздовцы, но до них ещё предстояло прорваться.

Александровцы сгруппировывались на углу Люцевской и Ксенинской улиц; впереди, в парке между Чёрным и Филькином озерами стояли красные. Позади тоже наступали их отряды; однако добровольцев они потеряли.

Две Мишени и Ирина Ивановна стояли в углу меж сходящимися стенами двухэтажного кирпичного дома, некогда бывшего генеральской дачей; сейчас поверху торчали только обугленные стропила, крыша рухнула, верх выгорел.

Полковник в свете полной луны казался настоящим мертвецом.

— Завёл в ловушку… — услыхал Федор покаянный шёпот полковника. Ирина Ивановна тотчас нахмурилась, сердито дёрнула Аристова за рукав. Федя понимал, почему — сейчас нельзя, чтобы твои солдаты узнали о твоей неуверенности.

Две Мишени резко выдохнул, вскинул голову. Федя понимал, что он сейчас скажет — что надо прорываться навстречу дроздовцам, выходить из окружения. Но вместо этого Аристов лишь махнул рукой:

— Братцы-александровцы. Сами видите, какое дело. Враг ждёт, что мы пойдём на прорыв. И мы пойдём, только в другую сторону. Опрокинуть тех, что давит на нас с тыла. Тогда и с теми, что перед нами, говорить по-иному станем.

Фёдор заметил, как пожал плечами Лев Бобровский, как сдвинул брови Петя Ниткин и как вздохнул даже самый бесшабашный из них Севка Воротников.

Куда? Почему? Что там делать, во вражеском тылу? Что с ранеными? Что с погибшими? Александровцы не оставляют своих, ни живых, ни мёртвых. А огнеприпас? Хватит того, что в подсумках и заплечных мешках?

Фёдор уже готов был, забыв о субординации, начать спорить, однако Аристов все ёти поползновения пресёк сразу:

— Прапорщик Солонов, вам поручается остаться здесь и имитировать нашу атаку — чего от нас и ждут красные. Шумите побольше. Пускайте ракеты. Две зеленых — так дроздовццы узнают, что тут только наша демонстрация.

— А вы, господин полковник? — не сдержался Фёдор.

— А мы опрокинем остальных. Они-то, эвон, осторожничают, вперёд уже не лезут. Задача — выбить их за Игнебургскую улицу и старое кладбище, выйти к железной дороге. Маршруты движения…

…Ирина Ивановна стояла в обнимку с Лизой и Зиной, о чём-то с ними шепталась. Ну, конечно, она их прекрасно знала — столько раз тальминки танцевали с кадетами

её роты на корпусных балах за эти годы!.. Но вот — резко отстранилась, перекрестила сперва одну, затем другую:

— Берегите их!..

И — повернулась, слилась с уходившими александровцами, её серый френч, почто такой же, что и на девушках, мигов слился со спинами добровольцев.

Ночь быстро поглотила их.

Фёдор оглянулся на свой оставшийся взвод. Приказ есть приказ и его надо выполнять.

— Господа, слушай мою команду!..

Полковник Михаил Гордеевич Дроздовский был человек отчаянной отваги и столь же отчаянного риска. Нервный и желчный в тылу, в общении с командованием, он совершенно преображался, едва вокруг начинали свистеть пули. Вот и сейчас, уперевшись со своим полком в прочную и хорошо организованную оборону красных, он немедля прекратил лобовые атаки, велел окапываться и укрепляться, елико возможно; на фланги отправились лучшие разведчики, несмотря на ночное время.

Две зелёных ракеты, взлетевшие над позициями красных он увидел сам,

— Аристов, рисковая голова… Капитан, поддержите эту демонстрацию. Начинайте обстрел…

Дома на Люцевской улице добротные, часть каменные, но большинство — из бруса. Тот неведомый красный командир, что подготовил эту ловушку для александровцев, всё рассчитал правильно: с его точки зрения, «белякам» будет некуда деваться, только идти на прорыв и пытаться соединиться с дроздовцами.

И потому взвод Солонова встретил ураганную пальбу из всего, что могло стрелять. Другое дело, что летело это всё мимо, впиваясь в стены и изгороди, асфальт и деревья. Изображали наступление александровцы усердно, правда, стараясь не тратить драгоценные патроны. Перебежки — рискованно, настоящая игра со смертью, но что поделать!

Красные усердно осыпали пулями всё пространство перед собой. Фёдору удалось достать ещё одного пулемётчика, они с налёту захватили целый дом, дальше начинался уже Приоратский парк.

Зина с Лизой держались молодцами, не хныкали, не дрожали, не замирали в ужасе и, самое главное, ни в чём не противоречили его, Фёдора, командам. Надо — бежали. Надо — падали. Надо — ползли.

С той стороны, со стороны дроздовцев тоже раздалась стрельба, шум, кто-то даже крикнул «ура». Перестрелка ширилась, хотя кто тут в кого мог попасть — вопрос крайне сложный.

Пользуясь моментом, взвод Солонова укрепился в доме, сноровисто заваливая окна всем, что попалось под руку.

Красные сейчас разберутся и пойдут в атаку. С их точки зрения окружённые точно пытаются вырваться из кольца, а этого допустить нельзя.

Однако минута текла за минутой, а штурма так и не начиналось. Зато глубоко в улицах Гатчино, за собором, вдруг вспыхнула яростная пальба, перемежаемая глухими взрывами.

Лиза тихонечко подобралась к Фёдору, пристроившему свою «фёдоровку» на край импровизированной бойницы; девушка осторожно потянула его за рукав.