Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Да-да-да, знаю, — лениво бросил Троцкий. — А он у вас есть в письменной форме, этот приказ? Был ли он отдан по всей форме, есть ли у него номер, дата, подпись, занесён ли он в журнал боевых действий батальона?
— Никак нет, — спокойно ответил Жадов. — Товарищ Благоев обрисовал ситуацию как весьма срочную. Не до бумажек было.
— И что же он вам обрисовал?
— Что неизвестные части движутся на город. Никому не подчиняются. Возможно, это переодетые беляки.
Троцкий захохотал.
— Да вы товарища Ягоду
Ягода улыбнулся.
— Именно так, Лев Давидович, был. Как уже вам докладывал. И про «беляков переодетых» тоже.
— Да-да… — отсмеявшись, Троцкий снял круглые очки, утёр проступившие слёзы. — Ну, Благоев, ну, шутник… «переодетые беляки» под Петербургом! Прибывшие по николаевской дороге! Из Москвы!.. Надо ж было такое придумать!
— Время военное, товарищ председатель. У белых много грамотных офицеров. Могли и не такое выдумать. Линии-то фронта, по сути, нет. Она только на Донбассе, — осторожно заметила Ирина Ивановна. — Приказ Благоева и впрямь звучал весьма… правдоподобно.
— Ну, хорошо, допустим. А вы-то что? Вы, товарищ Ягода? Что вы предприняли, дабы предотвратить это нелепое боестолкновение?
— Отправил самокатчика к прибывающим по вашему приказу частям, — пожал плечами Ягода, хладнокровно глядя на Троцкого. — Велел им задержаться, в центр не лезть. К сожалению, моё распоряжение было начальствующими лицами отряда проигнорировано. И ещё доложу, что в рабочих кварталах вдоль Шлиссельбургского проспекта отмечены многочисленные грабежи и насилия, учинённые рядовыми данной части.
— Революционное рвение, — отмахнулся Троцкий. — Уверен, пострадали одни лишь мелкие куркули-лавочники. Впрочем, неважно. Значит, товарищи Жадов и Шульц, вы считали, что ведёте бой с переодетыми беляками?
— Мы не знали, кто они, — твёрдо ответил Жадов. — Я вышел к ним навстречу. Назвал себя. Потребовал, чтобы они ответили, что за части, куда направляются, кто командир. Свидетели — весь мой батальон. В ответ они выстрелили. Чудом не попали. Я тогда швырнул гранату.
— Да-да, — с досадой заметил Лев Давидович. — Гранаты вы, товарищ Жадов, мечете отменно. Только не в тех, кого надо.
— Это достойно сожаления, товарищ председатель, но, если бы наш батальон был соответствующим образом оповещён, или эти ваши части предъявили бы необходимые мандаты… — вступила Ирина Ивановна. — Мы защищали революционный Питер. Эти солдаты могли оказаться кем угодно. И, кстати, я бы не отметала так с порога идею о переодетых беляках. Не так уж сложно собрать эшелон или два, экипировать солдат в форму Красной армии и отправить прямо на столицу, прикрываясь вашим, товарищ председатель, именем. Сами ведь знаете, какую силу оно имеет.
Троцкий ухмыльнулся. Лесть он, похоже, любил больше, чем коты — сметану.
— Разумно, товарищ Шульц, весьма разумно… Что ж, всё хорошо,
Ягода вздрогнул. Но Троцкий в это время смотрел на комиссара и движения этого не заметил.
— Теперь всё пойдёт куда лучше, — продолжал Лев Давидович. — Но вам, товарищи Жадов и Шульц, делать тут больше нечего. Не разобрались раз — не разберетесь и снова. Председателем ВЧК станет товарищ Ягода, а вы с вашим батальоном куда нужнее будете на Южном фронте, нежели здесь. Приказ о вашей отправке будет отдан немедленно. Всё понятно?
— Так точно, товарищ председатель! — хором ответили товарищи Жадов и Шульц.
[1] Ныне Фарфоровская улица
[2] Ныне проспект Обуховской обороны
Глава VI.1
. Елисаветинск и южные области. Декабрь 1914 — январь 1915
Федя Солонов поправлялся на удивление быстро. Доктора только разводили руками, говорили о «молодом организме», о том, что «повезло, пуля, видимо, на излёте была» да «вовремя прооперировали». Так или иначе, ещё до Рождества он начал вставать, ходить, сперва осторожно, потом всё увереннее.
Раненых перевели в госпиталь, разместившийся в городской елисаветинской больнице. Рядом срочно возводили новый корпус; визжали пилы, стучали топоры, горели костры, возле них грелись собравшиеся с окрестных сёл мужчики-чернорабочие. Правда, зарабатывали они очень неплохо; да и цены держались низкими, продуктов были с избытком — вывоз изрядно сократился.
Великую княжну Федор больше не видел. Осторожно поинтересовался у заменившей её немолодой уже сестры милосердия, где, мол, её императорское высочество? Всем ли благополучна? Сестра улыбнулась:
— Всем, всем её высочество благополучны. Просили вам, милый кадет, кланяться да передали просить вас, чтобы не сердились вы на неё. Не по своей воле она ныне в иных местах; но по-прежнему за ранеными ходит.
Федор густо залился краской. Собеседница его понимающе улыбнулась.
— Всё будет хорошо, любезный Федор. Спас вас Господь, а врачи наши, дай Бог им здоровья, промыслу Его помогли. Ни о чём не беспокойтесь, поправляйтесь, дел огневых ещё на всех хватит.
И Федор поправлялся.
Часто приходили теперь друзья по первой роте, во главе, само собой, с лучшим другом Петей Ниткиным. Последний очень увлекся последнее время трудами некоего Циолковского, о коем способен был говорить часами.
С областями, где утвердилась власть большевиков, не стало никакой связи. Сперва из Москвы, Царицына, Саратова, Самары в Ростов и Елисаветинск ходили поезда, как ни в чём ни бывало; но затем правительство в Петербурге наложило на это запрет. Составы доходили до Изюма и разворачивались обратно.