Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Верно, как есть верно! — Нифонтов попытался даже ухмыльнуться так же победительно-уверенно, как Йоська, но вышла просто судорожная гримаса.
Мужество Яши Апфельберга стремительно показывало дно.
— Я… я… я сейчас… — бессвязно забормотал он, прежде чем метнуться к дверям, прямо как тот самый «заяц от орла».
Бешанов проводил его презрительным взглядом.
— Дверь прикрой, Костян. Разговор у нас тут долгий будет.
Но Ирина Ивановна не смотрела на него — только на Костю Нифонтова и от этого взгляд тот старательно отводил глаза.
— Ваш мандат, — Жадов двинулся,
— А то, как этот Яшик-наташик сбежал с грязными портками, недостаточно? — Бешанов упивался ситуацией.
— С наташиками и портками разбирайтейсь сами, гражданин. Ваш мандат? Вы кто вообще такой?
— Вот баба твоя, Жадов, всё уже поняла и потому молчит, — ухмыльнулся Йоська. — А ты, дурашка, всё выделываешься тут… ну, Костик, покажи ему наш мандат.
Нифонтов неловко, боком, посунулся вперёд, выудив из-за пазухи френча какую-то бумажку.
Комиссар мельком скосил на неё глаза, но только мельком.
— Товарищ начальник штаба, ознакомьтесь, пожалуйста, и доложите.
— Дайте мне мандат, Костантин, — негромко сказала Ирина Ивановна. — Дайте, не бойтесь, я не кусаюсь. Кажется, этому вы должны были у меня научиться.
Костик кое-как сунул ей в руки бумагу.
— «Начальнику секретно-исполнительного отдела тов.Бешанову…» — это что ещё за чудо невиданное такое, что за новый отдел?… и подпись — Лев Троцкий.
— Ну, убедились? А теперь, Жадов или как там тебя, проваливай следом за Яшенькой-наташенькой. Да, и дверь поплотнее закрой. А мы тут пока побеседуем с контрой этой.
Жадов пожал могучими плечами.
— Ну, коль такое дело… и бумага… и подпись Льва Давидовича…
Йоська ухмыльнулся ещё шире. Рот у него был теперь весь полон золотых зубов.
Комиссар шагнул к двери.
Ирина Ивановна вскинула подбородок, рука её нырнула в ридикюль.
А дальше — дальше никто не увидел, как мелькнул пудовый кулак питерского рабочего Михаила Жадова, дравшегося в жизни своей уж никак не меньше даже бедового Йоськи Бешеного.
Получив удар прямо в висок, Йоська отлетел к самой стене, бессмысленно махнул руками, сползая на пол, а комиссар уже сгрёб Костика Нифонтова за лацканы френча, одним движением приподнял над полом, впечатал в захлопнувшуюся дверь, затряс, словно кот крысу.
— Ты, сучёнок мелкий, а ну, отвечай!…
— Миша! Оставь его.
Ирина Ивановна была бледна, бледнее полотна.
— Оставь. И пошли отсюда. Оружие только забери.
Комиссар повиновался.
— Но нет, так просто не уйду… — он быстро и сноровисто связал Костику руки, прикрутил к стулу, заткнул рот тряпками. Не обошёл вниманием и бесчувственного Бешанова. — Посидите здесь, голубчики. Подумайте. — Обернулся к Ирине Ивановна. — А вот теперь идём.
— Не сразу.
Она шагнула к дверям… а потом вдруг резко, порывисто закинула руки Жадову на шею, крепко поцеловав прямо в губы.
— Вот теперь идём.
Товарищ Яша Апфельберг не знал, куда девать глаза и руки.
— Яша, — на удивление спокойно и даже миролюбиво сказала Ирина Ивановна. — Там
— Ага… ага… — мелко закивал Яша. — Не волнуйтесь, Ирина Ивановна, всё исполню. А эти… а этот… Бе-бе-бешанов… у него же глаза…
— Убийцы, — кивнула Ирина Ивановна.
— Но… вы же их не?..
— Конечно, не! Что же мы, и в самом деле контра какая? — возмутилась товарищ Шульц. — Я и говорю, недоразумение вышло. По старой, так сказать, памяти. В общем, нам пора, Яша. Пожелай удачи.
— Zol zayn mit mazl[1], — кажется, Яша и в самом деле был искренен. — А только зря вы их не… — добавил он полушёпотом.
Ирина Ивановна только развела руками.
Комиссар, имевший вид, совершенно обалдевший и ошалевший, молчал всё это время и отчего-то то и дело касался пальцами собственных губ.
Бывший Николаевский, а ныне Московский вокзал встретил их суетой, настоящим хаосом, в каковой тщетно пытались внести хоть относительное подобие порядка вымотанные стрелки железнодорожной охраны.
Эшелон батальона особого назначения стоял хоть и на запасных путях, но в полной готовности. Теплушки — на сорок человек каждая — вагоны с оружием, боеприпасами, лошадьми, полевыми кухнями, всего не перечислишь. Мощный паровоз — серии ?, «Ижица», всё чин чинарём. И даже штабной вагон со всеми удобствами — комендант явно постарался. Сведения о случившемся в ЧК до вокзала ещё явно не дошли.
И отправили их быстро, без промедлений. Колеса застучали на стрелках, бойцы устраивались на нарах, а Ирина Ивановна Шульц стояла, кусая губы, перед закрытой дверью узкого, «половинного» купе — им достался настоящий вагон Академии Генштаба, с большим салоном и целой россыпью мелких спальных отсеков для офицеров.
Стояла, кусала губы, колебалась и была совершенно не похожа сама на себя.
Но вот — минута слабости прошла, одёрнут перешитый на «женскую сторону» китель и Ирина Ивановна шагнула в коридор.
Разом столкнувшись нос к носу с товарищем комиссаром.
— Идём, — решительно сказала Ирина Ивановна, беря его за локоть.
В салоне было пусто. Командиры рот следовали со своими бойцами, и в штабной вагон должны были явиться только после первой большой остановки, когда всему батальону будет выдана горячая пища.
— Миша, — товарищ Шульц не дала Жадову и рта раскрыть. — Спасибо тебе. От всего сердца и от всей души. Ты не знаешь, что б этот Бешанов со мною бы сделал. Я-то его давно знаю, ещё с Александровского корпуса; уже тогда он моим ученикам дорогу переходил не раз. Отпетый негодяй. Та самая «пена», что к революции примазывается…