Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Почему я только вас слушаю, милостивая государыня?
— Потому что я права, сударь мой Константин Сергеевич.
… — Господа кадеты, — рота получила команду стоять «вольно», и пользовалась ей, как говорится, весьма расширительно — фланги загибались, концевые старались подобраться поближе к подполковнику Аристову, облачившемуся в свой всегдашний китель с орденскими планками.
— Господа кадеты, капитан Коссарт и капитан Ромашкевич остались на станции. Там — там сейчас весьма тяжело. Весь гарнизон на ногах. Очень много раненых… — Две Мишени машинально провёл ладонью по жёсткому ёжику полуседых
Состав остановился, даны были команды «Выходи!», «Вольно!» и «Оправиться!». Нижним чинам разрешили курить. Офицеры частично вышли из штабного салон-вагона, частично оставались внутри. На соседних перронах было много гражданских, пассажиров, — Две Мишени на миг опустил голову, на щеках вспухли желваки. — В этот момент одна за другой сработали две бомбы, заложенные, надо понимать, в путевую насыпь. Одна — под локомотивом; от него не осталось вообще ничего. Другая — точно под штабным вагоном; разнесло в щепки.
Бомбы оказались начинены ещё и чем-то зажигательным; во все стороны полетели горящие куски некоего материала, сейчас стараются собрать его остатки, если удастся. Начались пожары в пакгаузах; от взрывов рухнула крыша над пассажирским перроном.
Кадеты молчали; в тишине только скрипнул паркет под переступившим с ноги на ногу подполковником.
— Кроме чего-то зажигательного, злоумышленники снабдили свои заряды также изрядным количеством мелких болтов, гвоздей, гаек и шайб. Всё это ударило по людям, словно картечь. Посекло очень…
— Кхм! — выразительно прокашлялась Ирина Ивановна.
— Посекло очень многих! — возвысил голос Две Мишени. — Число погибших перевалило за две сотни, число раненых — более тысячи. Весьма велико число задавленных обвалившейся крышей. Среди них — женщины и дети…
Но — полковой командир, отправившийся в первые же минуты к начальнику станции, уцелел; он немедленно принял все меры для помощи получившим раны и увечья. Гвардейцы-семёновцы, несмотря на предательский удар в спину, не растерялись. Даже раненые бросились разбирать завалы, стараясь спасти невинно пострадавших.
Старший возраст нашего корпуса помогал всем, чем мог. Тушили пожар, перевязывали и носили увечных. На вокзал прибыл и сам Государь вместе с дворцовым конвоем гвардейских казаков; сейчас огонь усмирён, рухнувшие конструкции разобраны, все, кого могли спасти — спасены. — Две Мишени сделал паузу. — Я воевал в Маньчжурии, господа кадеты, я участвовал в деблокаде Посольского квартала в 1901-ом, но… никогда не думал, что увижу землю, покрытую убитыми и умирающими здесь, в пригороде столицы, в резиденции Государя!..
— Кхм! Кхм!
— Да. Простите, госпожа Шульц. Так вот, кто устроил этот взрыв? Трусливые негодяи и убийцы, боящиеся выйти на открытый бой, бьющие исподтишка, не делающие различий между военными и гражданскими!.. Чего они хотят, спросите вы? — смуты, отвечу я! Гибели отечества нашего, гибели
Кадеты замерли, боясь пошевелиться.
— Завтра его Императорское величество издаст потребные указы. Смутьянам и убийцам не будет пощады. Государь может простить покушавшихся лично на Него, но не тех, кто убивает ни в чём не повинных, случайно оказавшихся на месте взрыва. Вы же, господа кадеты, должны помнить, что тоже можете помочь. Отличной учёбой!..
— Кхм! Кхм! Кхм!
— Госпожа Шульц, честное слово, вы, кажется, простужены. Почему бы вам не отправиться к милейшему нашему доктору, Ивану Семеновичу? Микстура от кашля вам бы явно не помешала!
— Несомненно, господин подполковник. Не угодно ли будет вам сопроводить меня туда? Я должна вам кое-что сказать. В частном порядке, если позволите.
Федя увидел, как подбородок Двух Мишеней слегка вздёрнулся.
— Разумеется, сударыня. Сразу после отбоя.
Двое быстро шли пустыми коридорами корпуса. Стучали по паркетам каблуки и каблучки — вместе.
— Милостивая государыня, потрудитесь, пожалуйста, объяснить…
— Вы, дорогой Константин Сергеевич, напрочь испортили превосходную в иных отношениях речь пассажем про «отличную учёбу».
— Как это «испортил»?!
— Да вот так и испортили. Это же мальчишки! Им подавай страшные приключения и ужасные опасности! Они даже в смерть не верят! Вы им рассказываете о невероятных событиях, о небывалом деле, завтра мы можем проснуться в совершенно иной России — они ждут от вас слов, как они на самом деле могут помочь — ну, не знаю, дежурить на станциях и переездах, осматривать заброшенные строения, подвалы, склады, чердаки, ходить дозором вдоль путей — а вы им про какую-то «учёбу»!
Жёстко стучат каблуки офицерских сапог, подбитые железом. Торопливо, но и уверенно отвечают им аккуратные не отстающие каблучки женских ботиков.
— Вы считаете, что не стоило говорить?
— Считаю?! Считаю! Уверена! Не сомневаюсь!
— Ирина Ивановна, вы всегда утверждали…
— Утверждала и буду утверждать, что без натуралистических подробностей ваша речь, уважаемый Константин Сергеевич, стала бы ещё лучше. А вот дело мальчишкам надо было дать. То, которое по силам. Просто удивительно, что вы, с вашим-то опытом…
— Кхм!
— Что, и вы простужены? Ничего не поделаешь, пойдёмте к милейшему нашему эскулапу вместе. За микстурой.
Глава 4.1
Кабинет военных игр
3-тье сентября 1908 года, Гатчино
Конечно, в городе поднялся ужасный переполох.
Конечно, в корпус кинулись родители, кто жил поблизости или в столице — но Гатчино объявили на осадном положении, поезда шли в обход, по Варшавской ветке, и не останавливались. Канцелярия без устали телефонировала и телеграфировала всем и вся, что никто из кадет не пострадал, все в наличии, увечных нет.