Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Штаб Ставки предлагал нанести удар в направлении города Вильно (Вильнюса). Однако такое предложение вызвало у полковника Николая Романова некоторые сомнения:
— Михаил Васильевич. Наши союзники на совещании в Шантильи пожелали нам нанести удар более масштабный, чем вы предложили сейчас.
— Ваше величество. В наступление на Вильно пойдут сразу два фронта, Северный и Западный, по сходящимся направлениям.
— А что Австро-Венгрия? Мы будем против неё обороняться или наступать?
— Брусиловскому фронту штаб предлагает нанести отвлекающий атакующий
— Вы предлагаете наступать на немцев не позднее 1 мая. Не будет ли это поспешностью с нашей стороны? В Шантильи генералу Жилинскому Жоффр и англичане называли более поздние сроки.
— Ваше величество, если наши фронты будут наступать на месяц-два позднее, то тогда неприятель может стать обладателем стратегической инициативы начинающейся кампании. Нам надо брать инициативу в свои руки, не отдавая её ни Гинденбургу, ни Конраду.
— Но почему такая спешка в сроках начала наступления на Вильно, Михаил Васильевич?
— Немцы после неудачи под Верденом могут свои главные усилия перенести на Восточный фронт, чтобы совместно с австрийцами вывести Россию из войны. Поэтому Ставке надо определиться в главном решении на 1916 год. Или наступаем и берём стратегическую инициативу в свои руки, или готовимся к обороне, отдав инициативу действий неприятелю.
— Париж и Лондон требуют от нас только широких наступательных действий.
— В таком случае, ваше величество, нам обязательно надо упредить немцев. Германия при хорошо развитой сети железных дорог успеет перебросить с французского фронта свои войска на Восток раньше, чем мы подтянем резервы с Волги и Сибири.
— Значит, наступать?
— Точно так. Иначе Гинденбург и Конрад навяжут свою волю и заставят наши фронты обороняться...
22 марта генерал Алексеев, как начальник штаба Ставки, представил Верховному главнокомандующему Николаю II доклад об общем положении на театре войны (на Русском фронте):
«Весьма секретно.
Минувшая операция не внесла существенных изменений в наше стратегическое положение. Хотя и имеется сообщение ген. Жилинского, что намечена переброска с западного германского фронта на наш одного корпуса (22-го), но соотношение сил останется для нас благоприятным и не внушает опасений. (От)тепель и состояние путей положили естественный предел недели на четыре развитию широких операций, и мы имеем время для пополнения потерь, для боевой подготовки и для улучшения материального обеспечения по мере наших средств.
Менее утешительные выводы из минувшей операции в тактическом отношении для будущих наших действий. Намереваясь нанести противнику сильный удар, мы обеспечили себе существенный перевес сил, сосредоточили стратегически в точке удара пятерные силы (236 000 штыков против примерно 46 000 штыков)ине выполнили поставленной себе задачи, проявив малую тактическую подготовку и большую неосведомлённость в действиях союзников на французском фронте и наших войск в декабре 1915 г. на Стрыпе. Как 9-я армия попала в клещи флангового
Наша операция была приостановлена не столько половодьем и наступившей неблагоприятной погодой, сколько сознанием, что после уже понесённых частью корпусов потерь развивать действия по ранее выработанному плану, но с прежними приёмами выполнения, бесполезно.
Нам необходимо изучить наш дорогой опыт, использовать опыт наших союзников, чтобы в близком будущем подготовиться к более успешному выполнению тех задач, которые необходимо неотложно привести в жизнь, и создать из нашей армии боевой организм, способный не только отбивать немецкие удары, но и с полной уверенностью наносить их. Для выполнения этого, т.е. для всесторонней подготовки операции, остаётся немного времени, примерно около месяца - до конца апреля, когда в прошлом году немцами было начато вторжение в Риго-Шавельский район и последовали удары в Карпатах.
Срок нашей готовности определяется также и постановлением совещания союзных представителей при французской главной квартире (телеграмма ген. Жилинского от 28 февраля), что «общее наступление всех армий предположено в мае, причём начать его должна Русская армия в начале нашего мая, а прочие должны начать его в половине.
Таким образом, к 1 мая наши армии должны быть вполне готовы (понимая ножницы, гранаты, сапоги и т.д.) во всех отношениях к наступлению...».
Император Николай II с алексеевским докладом познакомился самим тщательным образом, вчитываясь в него всю ночь в штабном вагоне. В докладе было немало неясного, особенно в стратегии новой кампании и тактических задачах фронтам и армиям на весну и лето 1916 года.
Поэтому Верховный главнокомандующий пригласил к себе утром начальника штаба для беседы. Она велась с глазу на глаз и отличалась полной откровенностью. Собственно говоря, скрывать что-то друг от друга двум людям, наделённым в воюющей России самой высшей военной властью, не приходилось. Оба были ответственны перед Отечеством, Русской армией и Антантой, наконец, перед собственной совестью за положение дел на фронтах. В дипломатию играть не требовалось.
— Михаил Васильевич, возможно ли для нас перенесение сроков наступления на более позднее время, скажем, на середину лета?
— Возможно, ваше величество.
— Чем мы можем объяснить перенос перед нашими союзниками?
— Тем, что Верденская операция на французском фронте ещё не завершилась. И тем, что у нас только-только закончились свои наступательные операции.
— Значит, времени на подготовку к новой кампании у нас достаточно?
— Нет, ваше величество. Много времени у нас нет.