Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
«Я абсолютно уверена в том, что для твоего царствования и для России наступают великие и прекрасные времена…»
«Мы должны оставить нашему сыну сильную страну. Ради него мы не имеем права быть слабыми, если не хотим, чтобы его царствование было бы ещё более трудным, Чтобы ему не пришлось исправлять наши ошибки и восполнять то, что ты можешь пропустить. Ты сам так страдал за ошибки твоих предшественников, и только Бог знает, как много мучений ты испытал.
Пусть
Стань Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — подавляй их. И не смейся надо мной, противный...».
К письму была приложена коротенькая записка, заставившая Николая II поморщиться:
«Наш Друг беспокоится, не много ли прав получил в Ставке генерал Алексеев. А меня беспокоит то, что он почему-то не доверяет мне свои планы и часто отмалчивается на волнующие меня вопросы. Твоя Алике».
На «беспокойство нашего Друга» государь в ответном письме только заметил:
«Моя дорогая, тысячу нежных благодарностей за твой суровый выговор. Я читал это с улыбкой. Ты обращаешься со мной как с ребёнком...
Твой «бедный слабовольный» ворчун Ники».
В Могилёве императрице были в неслужебной обстановке, за обеденным столом, представлены все должностные лица Ставки Верховного главнокомандующего. Первым, естественно, был представлен Алексеев, второе лицо в высшем командовании воюющей Русской армии. Во время по-фронтовому скромного застолья Александра Фёдоровна нашла повод, чтобы переговорить с таким несимпатичным ей генералом:
— Михаил Васильевич, я ещё не имела случая поздравить вас с назначением начальником штаба государя, моего супруга.
— Благодарю, ваше величество. Для меня это большая честь и ещё большее доверие.
— Могу сказать, что все Романовы возлагают на вас большие надежды, поскольку вы стали ближайшим военным помощником императора.
— Я всегда был верен единожды данной присяге на службу Богу, царю и Отечеству.
— В этом мы не сомневаемся. Но вы, Михаил Васильевич, как мне кажется, с большим недоверием относитесь к предсказаниям старца Григория. Не так ли?
— Этот старец является человеком сугубо гражданским. Он малосведущ в делах военных. Поэтому его советы вызывают сомнения не только у меня.
— Вы имеете в виду его сновидение о наступлении Русской армии под Ригой?
— Не только это.
— Но ведь в отношении Риги это была и моя августейшая просьба. А вы её, Михаил Васильевич, почему-то проигнорировали. Получилось не совсем хорошо.
— Ваше величество. Когда провидение поставит вас во главе Русской армии, я буду готов иметь честь выполнить все ваши повеления.
— А
— Я, ваше величество, человек военный. Подчиняюсь только начальствующим лицам в погонах...
Тогда разговора у Александры Фёдоровны с генералом Алексеевым не получилось. К чести императрицы, она не стала плести против него интриги. Словно понимала, что доверия её супруга к начальнику штаба Ставки ей не пересилить.
Михаила Васильевича «спасло» в той непростой ситуации и другое. Всесильный Григорий Распутин был «по горло» загружен другими заботами. В Зимнем дворце решалась судьба таких государственных мужей, как А. Д. Протопопов и Б. В. Штюрмер. Первый занимал должности управляющего министерством внутренних дел и затем министра внутренних дел. Второй - сперва министра внутренних дел, потом министра иностранных дел и, наконец, председателя Совета министров. До генерала ли Алексеева, сидевшего где-то в городе Могилёве, было отцу Григорию.
В середине 1916 года произошло какое-то раздвоение в Российской империи. Одна часть её сражалась «за веру, царя и Отечество» на фронтах Первой мировой войны. Вторая, тылы, всё больше и больше окутывалась тенётами политических страстей, борьбой за власть. Победы на фронте страну «замирить» уже никак не могли.
Алексеев, находясь в прифронтовом Могилёве, ощущал, что страна приходит в состояние политического хаоса. Ему начинает грезиться революционный ветер не столь далёкого 1905 года. 15 июня Алексеев подал государю докладную записку. В ней он предлагал «возглавление всей области Общеимператорского Управления особым лицом с диктаторскими полномочиями».
По поводу этой записки императору министр земледелия А. Н. Наумов писал следующее:
«Судьба его проекта известна: не встретив сочувствия к такому решению в общественно-бюрократическом своём окружении, Государь не имел решимости провести его самолично и на заседании Совета министров, под личным своим председательством, 28 июня лишь ограничился высказанными им пожеланиями, чтобы все руководившие в то время центральные ведомственные учреждения и лица в связи с условиями переживаемого страной исключительного момента проявили высшее напряжение своих сил на благо Родины и были объединены ради этого во имя общности служения единому патриотическому подвигу».
Может быть, именно летом 1916 года, столь удачного для России в военном отношении, Михаил Васильевич почувствовал назревание великих потрясений в державной империи. И впервые пришёл к мысли, что его Отечество испытывает потребность в сильной власти.
В том 16-м году сослуживцы Алексеева начали замечать, как в начальнике штаба Ставки пробуждается государственник, всё чаще задумывающийся о том, что ждёт его Отечество в финале Мировой войны и после того, как она завершится.
Известен такой случай. Офицер военно-цензурного отделения М. Лемке беседовал со своим начальником генерал-квартирмейстером Ставки генералом Пустовойтенко. В комнату вошёл Алексеев.