Алексеевы

Балашов Степан Степанович

Гостей на свадьбе было много – родные «молодых», их друзья по театру и театральной студии, друзья нашей семьи. После венчания, как полагается, устроили свадебный стол, потом, помню, играли во всякие игры – фокусы и надувательства, например, как прилепить к потолку комнаты стакан с водой (на эту «удочку» попался брат жениха, артист Большого драматического театра Геннадий Михайлович Мичурин – его молодая хорошенькая женщина, показывавшая фокус, попросила помочь: чуть придержать конец палки, которой был приперт к потолку стакан); желающих «полететь на самолете» (авиация в России еще только-только начиналась) – с завязанными глазами поднимали на доске и «стукали» головой о потолок – подставляли книгу в твердом переплете; молодые девушки визжали от страха и удовольствия. Удивляли гостей также фокусом с «волшебной палочкой»: один из показывающих фокус выходил из комнаты, затем возвращался и с помощью «палочки» отгадывал задуманного всеми присутствующими, находящегося среди них человека. Этот фокус, гениально простой по своей сущности, производил ошеломляющее впечатление – все наперебой предлагали свои варианты, как его делать, пробовали, и ни у кого фокус не получался. Наконец, кто-то брался отгадать позу вышедшего в соседнюю комнату человека, какой бы замысловатой она ни оказалась. Это вызвался сыграть Петр Сергеевич Оленин; он охотно ушел в соседнюю комнату, плотно закрыл за собой дверь и принял невероятно замысловатую позу, стоя на одной ноге, с руками закрученными в разные стороны. По условиям игры, человек, принявший позу, должен был громко (чтоб его услышали из-за двери) спросить: «Как я стою?» Когда Петр Сергеевич задал этот вопрос, его дочь, Марина Оленина, ответила: «Как дурак!» и быстро распахнула дверь – все увидели Петра Сергеевича в его невероятной позе, крайне смущенного и обескураженного.

Потом молодой, красивый и талантливый Володя Азанчеев к общему удовольствию прочитал модную тогда поэму Блока «Двенадцать», подражая манере знаменитого Юрия Михайловича Юрьева (премьера Александрийского театра, одного из основателей Большого драматического театра в Петрограде).

15

января 1922 года Петр Сергеевич Оленин скончался в возрасте 51 года от нефрита, в Институте скорой помощи в Петрограде.

Его тело было перевезено в Москву и захоронено на Ваганьковском кладбище недалеко от церкви. Помнится, проводить Петра Сергеевича в последний путь на место вечного упокоения ездил его сын Сергей Петрович Оленин со своей матерью Марией Сергеевной – первой женой Петра Сергеевича.

Еще в годы обучения в Московском университете на медика Петр Сергеевич Оленин был деятельным участником московского Общества искусств и литературы под руководством К. С. Станиславского, и, будучи от природы неплохим актером и режиссером, пытался полученные знания и методы работы перенести в оперное дело, что проявилось особенно заметно в годы, когда он занимался режиссурой и постановками в театре С. И. Зимина, а позднее – в Большом театре; П. С. Оленин старался, хотел перевести оперные спектакли с уровня костюмированных концертов (каковыми они по сути были) на уровень психологически осмысленного художественного действия – был в какой-то мере последователем постановок МХТ. Свидетельством такого подхода Петра Сергеевича Оленина к работе с актерами-певцами при постановке оперного спектакля может косвенно служить письмо К. С. Станиславского директору Большого театра В. А. Теляковскому от 16 декабря 1915 года, появившемуся в результате инициативы, проявленной Петром Сергеевичем (см. К. С. Станиславский, Собр. соч. в 9 т., «Искусство», М, 1998; т. 8, письмо 393, с. 423 и комментарии к нему, с. 541).

Несомненно, в истории русского оперного театра начала XX века режиссерская деятельность П. С. Оленина оставила заметный след.

Семейно-коммунальное житье. Переезд на новую квартиру

Из Ташкента в Петроград приехал и поселился у нас в одной из пустующих комнат мамин племянник Александр Владимирович Алексеев (сын ее брата Владимира Сергеевича Алексеева) с семьей, состоявшей из его второй жены Антонины Семеновны Тарсиной (красивой, стройной), ее дочери от первого брака прехорошенькой Милюси (Милицы), собственных двух сыновей (от первого брака) Семы и Мити (моих сверстников). Решив однажды устроить скромный родственный прием, он прислал маме с кем-то из детей письменное приглашение, в котором, не без юмора, было написано, что «к речке „Коридорке“ и к озеру „Кухоне“ для гостей будут поданы, бесплатно, галоши».

В то время наши «семейные вечера» обычно сопровождались угощением кофе «Мокко» (еще свободно продававшимся в фирменных металлических коробочках частными магазинами) и простыми домашними булочками (если в доме была мука), которые мама замешивала на воде с солью, быстро черствевшими и получившими шутливое название «Манин пуп» [35] . Пили с сахарином, за неимением сахара. Впрочем, бывало, что и глицерин ели.

Однажды о нашем житье-бытье Александр Владимирович Алексеев (Шура) написал своему двоюродному брату Евгению Петровичу Оленину (Жене) письмо в стихах, описав в них, в юмористическом ключе, нашу повседневную жизнь. В то время Женя находился в Италии, зарабатывая на жизнь танцами в каком-то маленьком театре, а может быть, даже в ресторане.

35

Так прозвали постные булочки из белой муки на воде, всегда получавшиеся твердыми, которые пекла М. С. Севастьянова (Маня, как ее называли родные).

Ниже приводятся отрывки из этого письма.

(Написано А. В. Алексеевым в июне 1922 года.)

Caro nostro Italiano (Дорогой наш итальянец)Очень жаль, что так lontano (Очень жаль, что так далеко)Пляшешь ты two-step'ы рьяно! (Пляшешь ты тустепы рьяно!)Мы ж в холодном ПетроградеВсе в минорном строим ладе,Мечемся, как черти в аде…Вместо слив – жуем морошку,Вместо устриц – жрем картошкуЗа «Lole friti» – идет салака, (За жареную камбалу – идет салака)За «Filet de boeuf» – собака!… (За говяжье филе – собака)Утро… Изо всех дверейВыпускают, как зверейВон из клеток, нас – мужей,Каждый муж несет горшок, – Каждый нос зажат в платок(C'est qu'il pue le жизни сок!) (Т. к. воняет же он, этот жизни сок!)Вылив сок (incominciamo), (Вылив сок, начинаем)Вид приняв лакеев-хамов,Печь топить, дрова рубить,Воду ведрами носить.Между тем уж встали – spol'ы (Между тем уж встали супруги)И, субреток взявши позы,Стройны, нежны, как мимозы,Грязной шваброй пол метут,Пыль стирают там и тут.(C'est un rude travail, comme toute!) (В общем, это тяжкий труд!)Вот Мамака в платье кратком [36] ,Мася [37] – в настроеньи гадком,Тетя Тоня [38] – grande coquette, (Тетя Тоня – большая кокетка)Каждый день – nouvelle toillette, (Каждый день – новый туалет)Алла с воплями влетаетИ с восторгом заявляет,Что роль горничной играет!…Взвизгнула – и марш кругом!…Весь проснулся сонный дом.Итак, в сборе все.«Эй, Тиска! Суп тащи, да там есть мискаИ картошка в ней – почисть-ка!А потом пойдешь на рынок,Молока возьмешь у финнок…»«Мама, как же без ботинок?!»«Где ж ботинки?» – «А, вчера яКак-то ножичком играяВсю подошву сковырнула…»Тут Мамака «лишь вздохнула» [39] .«Что сегодня продавать?Иль у Биргерши [40] в долг взятьХоть картошки фунтов пять?»«Где татары провалились?!У меня для них скопилисьДве салфеточки, башмак,Петин университетский знак…,Да папанин старый фрак».«Рыжь! В окошко посмотри-ка,Нет ли князя, покричи-ка!»Съев вчерашний суп, картошку,Выпив «Мокко» на дорожку,Разошлись все понемножку.

36

Платье сшито из «пайка»:

Un аршин и 2 вершка.Мудрено ль, что как у ТришкиНа четверть видны штанишки!?

37

Мася –

Галина Владиславовна Оленина, жена Сережи Оленина.

Если встать ей с левой ножкиИль умыться дать Сережке,Или Петька расшалится (Галя была беременна)День-деньской p'tite Мася злится.

38

Тетя Тоня – Антонина Семеновна Тарсина, жена Александра Владимировича Алексеева.

39

Вариант: Тису вздула.

40

Мадам Биргер Елена Давидовна, знакомая еврейка, занимавшаяся коммерцией.

Об этом же отрезке совместно прожитой жизни через много лет, а именно в марте 1978 года, я напомнил Антонине Семеновне Тарсиной в стихах, написанных мною к ее 90-летию.

Моей любимой тетке Тоне в день её… летия

Давай-ка вспомним Петроградполсотни с гаком лет назад!Житье в разрухе и кошмарена нашем Съезжинском «базаре».Там, от засора и утечки,текли две мутненькие речки:из ванной, обходя пригорки,струились воды «Коридорки»и, без малейшего урона,вливались в озеро «Кухона»,а по пути, сквозь щель и дырки, (пардон!)фекал струился из «Сортирки»…И всяк из нас зиме был рад – ведь исчезал их аромат,и мы ходили без калош,коль речки замерзали сплошь.Там проживала тьма народаиз Алексеевского рода:с женой Оленин [41] , Балашов [42] был петь везде всегда готов,он с юных лет был голосисти на театре стал солист.Гостеприимна и миламать Севастьянова жила;она солиста ревновала,тряпье татарам продавала,что было делать – жизнь горька,ведь не хватало всем пайка.И, чтоб полна была картина,жил Александр – шармер мужчина,с женою Тарсиной – царицейи с ее дочерью Милицей.По вечерам, живя без злости,ходили мы друг к другу в гости;и начиналась всем морока,коль доставали кофе «Мокко» – тут званый вечер собирался,народ, как лучше, одевался,пекли для кофе «Манин пуп»и собирался целый клуб.Так шли семейные альянсы – кто стих писал иль клал пасьянсы,кто музицировал, кто пел,гадал на картах, кто умел:«Придет ли Степа ночеватьиль будет Марья горевать,что тенор, впав в азарта транс,ночь проиграет в преферанс».А поздно, с воплем, в двери домавлетала Алла, из Нардома,крича – домой что не пойдет,где муж ее нагайкой бьет [43] и снова будет жить у мамы,чтоб избежать семейной драмы.Но рада всем она сказать – горняшки будет роль играть!Хоть это было все давно,не прав ли я, что все равно,забыв обиды прошлых днейнам на душе опять теплей,глядишь – вдруг сердце защемило,ведь что прошло, то стало мило,и своенравная слезавдруг набежала на глаза!Иль я ошибся, Юбилярша,Вам неприятен ход демарша?!И то, что мохом поросло,копать – плохое ремесло!Ах, друг любимый юных дней,люблю с годами Вас сильнейИ, если б был не с «Половиной» [44] я б Вам сказал: «Любовью львиной»!Надеюсь я, черт побери,что вновь приеду в Снегирии привезу Вам свой сонет,когда Вам будет за сто лет!

41

Сергей Петрович Оленин с женой Галиной Владиславовной Олениной (урожденной Детле-Генкст).

42

Степан Васильевич Балашов, мой отец.

43

Василий Павлович Юдичев.

44

С женой, Татьяной Александровной Кипарисовой.

Фактически наша квартира № 6 по Съезжинской улице дом № 19 превратилась в семейно-коммунальную, неудобную для нашей семьи, ибо самая большая изолированная комната (когда-то, до революции, служившая спальней для моих родителей и кабинетом для занятий отца) была отдана семье Шуры Алексеева, состоявшей из пяти человек; мама, отец, я и временами Алла жили в изолированной бывшей детской, самой теплой комнате с круглой железной печью; в соседней проходной комнате, занятой огромным шкафомгардеробом, жила Тиса; в следующей проходной комнате-столовой обитали Оленины – брат мой Сережа с беременной женой Галей, приехавшие из села Шебекино, где они поженились; в столовую было передвинуто пианино, на котором я и Тиса занимались музыкой с учительницей Ольгой Александровной Веденисовой. На нем же Сережа играл, а Степан Васильевич распевался.

В квартире была еще одна изолированная комната, в которой до революции жили мои братья Женя и Сережа Оленины, а также Котя (Герман) Севастьянов (который так привязался когда-то к отчиму Степану Васильевичу, что подписывался в письмах «Герман Балашов»), но теперь жить там стало невозможно, так как в ней треснула и отошла наружная стена и внутри царил холод, как на улице, за что комната эта получила название «Холодильник», и в ней хранили пока что ненужные вещи.

Вот так получилось, что у отца не оказалось кабинета, где бы он мог спокойно заниматься своей любимой коллекцией марок и открытками, которые тоже собирал, а главное – спокойно разучивать и репетировать свои партии, хотя, когда ему нужно было работать, из столовой все уходили.

У Сережи с Галей 12 августа 1922 года родился очаровательный сын, которого в честь дедушки по отцовской линии назвали Петром.

Шура Алексеев подыскал для своей семьи квартиру на Большой Пушкарской, в доме на углу с Шамшевой улицей, и наша мама тоже надумала снять в этом же доме новую квартиру, с расчетом чтобы в ней все удобно разместились, а для Степана Васильевича была бы отдельная комната – личный кабинет с пианино, кожаным диваном, двумя креслами и красивым, под черное дерево, книжным шкафом с резьбой и черной мраморной плитой сверху (из родового дома Алексеевых на Садово-Черногрязской улице в Москве, доставшимся маме по наследству после кончины Елизаветы Васильевны Алексеевой).