Алексис Бронте: Тайны королевского рода
Шрифт:
Я усердно начала тренироваться, к сожалению, первое время безуспешно. Мама велела мне начать с огня: говорила, что мой характер чем-то похож с этой стихией. Что именно она хотела этим сказать я так и не поняла. Возможно, она имела в виду, что я вспыльчивая, а мой энтузиазм и рвение к чему-то так же быстро угощает, как и сам огонь. Разумеется, я не была с ней согласна, особенно на счет того, что огонь легко погасить.
– Огонь - сила Дьявола, - говорила я словами бабушки, - его могут контролировать лишь единицы.
Мама не особо то и
Первая моя попытка была провальной: я сожгла все поле засеяно пшеницей, к счастью, мама умело управляла природой, отчего возобновить урожай она смогла хоть и потеряла на это немало сил.
– Если ты будешь тренироваться, - говорила она сердито, - то уходи как можно дальше от дома и от поля.
С того момента я пряталась в лесу, где с опасением спалить все деревья все же продолжала усердную тренировку.
Воспламенить пламя для меня представлялось самой легкой задачей, а вот контролировать его - гораздо сложнее. Я то и дело увлекалась яркими искрами отлетающие от костра или хрустом горящего дерева, тем самым забывая зачем, собственно говоря, устроила костер.
Каким-то таинственным чудом деревья не воспламенялись. То ли на них наложена магия, толи мама постаралась в этом деле или возможно кто-то из потусторонних сил учувствовал в моих нелепых уроках. В любом случае костер обходил их стороной.
Иногда мне казалось, что за мной кто-то следит, какая-то темная, скрытая под черным плащом фигура, но еще ни одного раза мне не доводилось встретиться с неизвестностью лицом к лицу. Лишь непонятное трепетное и в тоже время волнительное чувство тревожило мое сердце.
Бабушка на мои рассказы ничего не отвечала, но что-то подсказывало мне, что она все знает, неизвестно только почему не желает отвечать.
– Я не могу сказать, - лишь говорила она, смотря как-то сочувственно на меня, будто я лишилась руки или ноги. – Мне нельзя.
В конечном итоге я перестала добиваться от нее хоть какой-то правды и только после этого ответы сами собой приходили ко мне, как ни странно, именно во снах.
Однажды мне приснились небеса или что-то похожее на них. Я гуляла в теплом летнем саду, который отчего-то был белым-белым словно снег. Не было не зеленой травы, не яркого желтого солнца, лишь одно белое полотно, да и только. В каждом сне со мной был юноша, тот самый ангел, но почему-то не называющий своего имени. Где-то в глубине души я знала, что это не Джеймс, но его лицо доказывало обратное.
– Что тебя тревожит? – спросила я его как-то раз. – Чего ты хочешь?
– Равноправия, - ответил он, будто в пустоту он был вроде со мной, но в тоже время где-то в дали и это чувство пустоты и одиночества впервые сильно напугало меня.
– С тобой что-то не так, - говорила я вслух. – Ты какой-то другой.
– Я все тот же, Хелен, - возражал он спокойно, заглядывая в мои глаза, будто ища
– Нет, - уверенно произнесла я. – Ты изменился.
Ангел не соглашался со мной, но в глубине души на сто процентов знал, что я права.
– Твое сердце, - продолжила я, - оно изменилось: стало холодным и черствым.
– Откуда тебе знать? – спросил он с ноткой раздражения.
– Я просто знаю и все, - ответила я, не зная как объяснить, что когда любишь, ощущаешь всю боль человека кому ты отдал свое сердце.
– Знаний не достаточно, чтобы понять каждого, - произнес он, вставая на ноги и уходя прочь. – Знаний не достаточно, чтобы жить.
Я хотела крикнуть его имя вслед, но слова так и остались непроизнесенными, будто кто-то наложил на их произношения запрет.
Тренировки дали нужный результат: я забыла о Джеймсе, по крайней мере, не надеялась на его возвращения.
Совсем скоро наступала зима. В холодное время матушка любила праздновать один замечательный день – Рождество. Именно в эту ночь мы устраивали праздничный бал, где, к сожалению, встречалось совсем немного мужчин в основном возрастом от тридцати лет и больше. Разуется, гости были ведьмами или колдунами, хотя последние больше предпочитают, чтобы их звали магами. Людей мы никогда не приглашали, и, разумеется, своих соседей-индейцев тоже. Бабушка говорила, что они не понимают значимость этого дня, утверждала, что для индейцев это просто холодный день зимы, не более того. Спорить было бесполезно.
Единственное, что огорчало маму так это то, что мой отец не сможет насладиться торжеством. Истинной причины его смерти я не знала, единственное, что я помню, так это как он умер на маминых руках, непрерывно глядя на меня своими карими добрыми глазами.
Я не сожалела о его утрате так сильно, как мама, возможно, по той причине, что мне было пять лет, когда он умер и, по правде говоря, я мало что помнила о нем и с каждым годом я забывала, как он выглядит все чаще и чаще. Я не знала его привычки и любимую книгу, не знал, как он любит проводить время, не знала, какой он стихией обладал, признаюсь, я совершенно о нем ничего не знала, и это чувство терзало меня все больше и больше.
К счастью мысли о наступающем празднике давали возможность забыть о проблемах терзающие мою душу.
– Хелен, поторапливайся, - звала меня мама с прихожей, уже давным-давно приготовившись к празднику. – Гости уже собрались.
– Уже иду, - крикнула я ей в ответ, в последний раз взглянув на свое отражение в зеркале.
Опережая моду, я принарядилась в красное пышное платье в пол с оголенными плечами и узкой талией, которую с легкостью можно было охватить ладонью. Дышать мне было довольно таки трудно и даже резкие взмахи веера не помогали, но оно того стоило. Огненная ткань прямо таки символизировала мою магию огня. Именно этот наряд снился мне каждую ночь, а черная узорчатая маска придавала образу таинственность и загадочность.