Алёша Карпов
Шрифт:
— Такое решение будет совершенно правильным, — согласился Папахин. — На третьем горизонте никакой опасности для рабочих не было. О неверном решении мистера Жульбертона я вам докладывал. К сожалению, вы со мной не согласились.
— Не будем об этом спорить, — примирительно предложил англичанин. — Осторожность никогда не мешает. Я не хочу, чтобы в наших шахтах убивало людей. Если вы считаете, что на третьем горизонте и тогда не было опасности, то сейчас мы гарантированы дважды. Я верю этому.
«Черт его знает, — уходя из конторы, думал Папахин. — Или он пронюхал
Задумавшись, Папахин не заметил вышедшего из-за скалы Шапочкина.
— Что, добрый молодец, невесел, что буйну головушку повесил?! — весело приветствовал товарища Валентин.
Трофим крепко пожал протянутую руку.
— Извини, замечтался трохи. Слона, и того бы не заметил.
— А я тебя еще вон откуда высмотрел, — он показал на дальний пригорок. — Как кстати ты подвернулся. Пойдем, провожу. Важные новости есть. Вчера в клубе собрание было, — шагая рядом с Трофимом, рассказывал Шапочкин. — Меньшевики собрались, обсуждали вопрос о роспуске партийной организации. Послушал бы ты, что только они говорили. Ох и мерзавцы! Вначале, для отвода глаз, хотели обсуждать вопрос о привлечении в партию рабочих, а на самом деле начали нам косточки перемывать. Большевики, кричат, оторвались от народа, замкнулись в своей скорлупе, а рабочих, мол, бросили на произвол судьбы. Девятьсот пятый год вспоминают. Хватит, говорят, держаться за ноги покойника. Пора приспосабливаться к новым условиям.
— Вот-вот, — зло усмехнулся Папахин. — Это у них и есть главное. Ликвидировать партию и приспособиться к буржуазии и царскому правительству. Больше им ничего и не надо. Троцкий, Дан, Аксельрод. Это их песни. Небось о положении уволенных рабочих не говорили?
— Говорили только мы с Виктором, а их это вроде и не касается. Это, говорят, совсем другом дело. Его, мол, нужно обсудить отдельно. А председатель даже пытался лишить нас слова.
— Кажется, и не много их, а вредят на каждом шагу. Собрание надо провести и всыпать им так, чтобы чертям тошно стало.
На развилке дорог, идущих на шахту и к рабочим баракам, друзья остановились. Трофим Трофимович рассказал Валентину о намерениях Петчера направить к нему уволенных.
— Ты ведь тоже из таких, значит, и тебя туда, — пошутил Папахин. — Как будто это и хорошо, а на сердце — словно кошки скребут.
— Ну, это ты, пожалуй, зря. Я, например, ничего особенного тут не вижу. Просто англичанин передумал. Временная уступка. Вот и все.
Папахин упрямо покачал головой.
— Хорошо, если это так. Дай боже. Но я не верю ни одному его слову.
Глава восемнадцатая
Маркшейдер Геверс приехал на Смирновскую в начале второй смены. Ничего не сказав Папахину, он вместе с Жульбертоном спустился на третий горизонт. Никогда не отстающий от Жульбертона Алеша, освещая дорогу, внимательно прислушивался к разговору англичан. За месяц работы с Жульбертоном он запомнил лишь несколько английских слов. По привычке относиться ко всему со вниманием, он прислушивался к их разговору.
Англичане
Учитывая тесноту, он решил вести работы в две смены, так, чтобы все восемьдесят человек были сосредоточены именно здесь. Конечно, это затруднит уборку руды и породы, а также подвозку крепежного материала. Но англичанина это не беспокоило.
— Самое подходящее место — вот здесь, — не дойдя метров десять до крестов спряжения полевого штрека, кивком головы указал Геверс.
— Да, пожалуй, — согласился Жульбертон. — Сколько, вы считаете, нужно скважин?
— Лучше будет пять. Нет, шесть, — оглянувшись на Алешу, поправился Геверс. С этими словами он указал на две точки в потолочине и по две точки по бокам. — Кладите патронов сто…
— Не беда, если я добавлю еще столько же. Для такого дела не жалко и двухсот.
— Нельзя, — холодно возразил Геверс. — Вы разрушите двор и выведете из строя горизонт.
Жульбертон настаивал на своем. Геверс не уступал. Между англичанами начался спор.
— Чего их черт берет? — поднимая вверх лампу и заглядывая в глаза спорящим, спрашивал себя Алеша. — Расквакались, как селезни, того и гляди, подерутся.
Втайне Алеша был уверен, что Жулик — так он сокращенно называл своего начальника — непременно опять взрывать хочет. «Шибко грохотать любит, — ухмылялся Алеша, — хлебом не корми!»
Но и сам он больше всего на свете любил этот грохот взрывов. Каждый раз по приходе на шахту они шли к запальщику, брали у него тридцать, сорок, а иногда и больше патронов динамита, капсюли, шнур и спускались в шахту. Делалось это в ночную смену, когда работы в шахте не производились.
В одном из заброшенных забоев у Жульбертона была своя кладовая. Алеша не мог понять, для чего англичанин оставлял здесь часть динамита, капсюлей и шнура.
Еще днем в пустых, не забитых породой забоях они бурили несколько скважин.
Алеше очень хотелось узнать секрет зарядки этих скважин. Подавая патроны, он всегда обнаруживал, что Жулик каждую скважину заряжает по-разному, в зависимости от ее глубины и положения. В одну скважину клал динамита больше, в другую — меньше. В одной скважине патроны были перемешаны с капсюлями, в другой нет.
— Эксперимент, — поднимая вверх указательный палец, объяснял Жульбертон удивленному и недовольному Папахину. — Мы добьемся, что выработанные забои будут забиваться породой посредством взрывов.
— А кому это нужно и для чего? — возмущался Папахин.
— О, — еще выше поднимая указательный палец, тянул англичанин. — Вы не понимаете. Это очень важное дело. Проблема науки.
Слушая такие доводы, Папахин возмущался и старался доказать англичанину, что это совершенно ненужное и на практике неприменимое дело. Но тот упрямо стоял на своем и, несмотря на протесты, ежедневно производил в шахте взрывы.
Папахин решил пожаловаться Геверсу и Петчеру, но те отнеслись к экспериментам Жульбертона благожелательно.