Алёша Карпов

Павлов Николай Алексеевич

— Да, да! — рассмеявшись, согласился Петчер. — У меня сомнений больше нет. Спасибо! — И они опять заговорили о ходе спасательных работ, доказывая друг другу необходимость их ускорения.

Возвращаясь после телефонного разговора и проходя мимо восточного штрека, Геверс заметил, как оттуда выскочил Мустафа.

— Мистер! — взволнованно закричал штейгер, увидев Геверса. — Опять что-то бухнуло. Накажи меня аллах, если там нет людей.

— Не болтай чего не следует! — цыкнул Геверс. — Это тебе приснилось спьяна.

— Нет, не приснилось! — тряся головой, заупрямился

Мустафа. — Там есть люди!..

Штрек не успели завалить на десять аршин. В глубине его было темно. Геверс взял лампу и вместе с Мустафой вошел в штрек. К ним подошел Рихтер. Сейчас он тоже принимал активное участие в спасательных работах. Механик хотел узнать, можно ли начинать спуск второй смены.

— Пожалуйста, подождите меня здесь, — попросил механика Геверс. — Я сейчас вернусь.

Прошло еще несколько минут. Рихтеру надоело ожидание. Постояв еще немного, он вошел в штрек.

В глубине он увидел Геверса и Мустафу, прильнувших к породе.

— Сейчас же велите забить штрек! — услышал механик распоряжение Геверса.

Больше Рихтер ничего не успел разобрать. Какая-то могучая сила подхватила и с ожесточением отбросила его назад.

Стараясь освободиться от навалившейся на него тяжести, Рихтер в ужасе закричал. Он увидел бегущих забойщиков, крепильщиков и откатчиков. А с той стороны штрека, откуда должны были выйти Геверс и Мустафа, выползли страшные тени. Присмотревшись к этим ползущим теням, Рихтер понял, что произошло, и снова страшно закричал:

— Скорее, скорее! Там мистер Геверс и Мустафа. Прихлопнуло их, задохнуться могут! Ну, что же вы стоите? Скорее! Скорее!

Глава двадцать пятая

Федю Зуева поместили в одной палате с Алешей. Карпов все еще был без сознания: бредил, звал к себе мать и бабушку, жаловался на тяжелую жизнь в бараке и просился домой.

В палату несколько раз приходил Жульбертон. Англичанин внимательно смотрел на Алешу, назойливо спрашивал доктора о состоянии его здоровья и, как казалось Феде, всегда уходил чем-то недовольный.

Феклистов при каждом обходе больных подолгу задерживался около Алеши. Он тщательно проверял температуру и выслушивал сердце, расспрашивал дежурную сиделку о поведении больного.

— Молодцом! Все идет как надо. Подождите, скоро прыгать начнет… — говорил он бодро.

Больному действительно с каждым днем становилось лучше. Сегодня вечером к нему на миг возвратилось сознание. Не открывая глаз, Алеша как бы сквозь сон слушал, как Франтик, прижавшись к его животу, монотонно и грустно мурлыкает свою бесконечную песенку. Сильно болела голова, ныла спина. Он попытался повернуться на бок, но в голову ударило жгучим огнем, и все покрылось мглой. Вторично сознание вернулось к нему ночью. Вокруг стояла мертвая тишина. Недалеко в стороне светился огонек.

«Где это я? — спрашивал себя Алеша. — Неужели в шахте? Но почему тогда я лежу и почему здесь нет Жулика? — Без Жулика он никогда не бывал в шахте. — А! — догадался Алеша. — Наверное, он послал меня одного в штрек поджечь шнуры. Но где же стена?» — Мальчик протягивает руку,

чтобы достать стену, и снова теряет сознание.

Следующее просветление наступило утром. Около койки сидит мать и еще кто-то. Алеша не видит сидящих, он только чувствует их присутствие. «Но кто это другой?» — напрягая воспаленный мозг, старается припомнить Алеша. — Как будто голос отца, только сиплый, простуженный и очень слабый.

В сознании Алеши постепенно восстанавливается последовательность событий. «Скоро, скоро беги темной сторона», — вспоминает он распоряжение Жульбертона, и ему так же, как и тогда, делается страшно. Сбрасывая с себя одеяло, Алеша начинает испуганно кричать:

— Да там же люди, люди там!

Доктор слушает эти выкрики, проверяет пульс и температуру, затем говорит сестре:

— Скажите санитарам, чтобы отнесли мальчонку на перевязку.

Феде разрешают ходить. Вместе с Марьей он подолгу сидит у кровати своего друга, с тревогой смотрит на него.

— Не плачь, тетя Маша, — успокаивает он Марью. — Встанет он обязательно. Я знаю…

Марья благодарно смотрит на Федю и ласково повторяет сказанное им дорогое слово:

— Встанет. Конечно, встанет, а как же!

В комнате полумрак. Очнувшись, Алеша долго осматривает комнату. В ней нет ничего, кроме двух кроватей и тумбочки. На тумбочке лежит, свернувшись калачиком, небольшая серая кошка, а на кровати кто-то спит. Алеша хочет повернуть голову и посмотреть, кто спит на кровати, но голова так тяжела, что ее нельзя поднять. Вытащив из-под одеяла руки, он щупает голову. Она большая, мягкая. «А! — догадывается Алеша. — Голова завязана, значит, я хвораю». Но почему здесь нет бабушки, матери или хотя бы тетки Аксиньи? Раньше, когда он хворал, они всегда были с ним.

Постепенно мысли его снова возвращаются к шахте, к подожженным шнурам, к взрыву.

«А что дальше? — спрашивает себя Алеша. — Что же было дальше?» И почему он хворает? Почему лежит сейчас здесь? Вот он вспоминает, как поджег шнуры и прибежал в штрек, как взмахнул поленом Жулик. А что было дальше, он никак припомнить не может. «Неужели? — начинает смутно догадываться Алеша. — Неужели Жулик меня стукнул?» От этих догадок его начинает лихорадить. Мысли обрываются. Потом кто-то берет его за руку. Алеша открывает глаза. Возле койки стоят двое в белом, а с ними Федя. Да, он не ошибся, это Федя Зуев.

— Смотрит! Смотрит! — с радостным удивлением шепчет Федя, показывая пальцем на Алешу.

Доктор опускает его руку и чуть слышно спрашивает:

— Сколько тебе лет, Алеша?

— Тринадцать, — с трудом отвечает Алеша.

Доктор счастливо улыбается.

— Чудесно, замечательно! — говорит он соседу в белом. — Мальчик спасен. Нам удалось вырвать его из когтей смерти и сохранить рассудок.

При очередной перевязке Алеша снова теряет сознание. Напрасно Федя сидит около друга и ждет, когда тот откроет глаза. Убедившись, что ждать бесполезно, Федя поднимает с пола подошедшую кошку и, несмотря на желание оставить ее около себя, тихонько подкладывает Мурку под одеяло своего друга. — Лежи Мурочка, лежи, — уговаривает он кошку.