Алевтина
Шрифт:
Половина десятого на настенных часах. И привычный звонкий голос в коридоре совсем рядом, прямо за дверью: «Я соскучилась по доктору…», – слова раздавалось эхом. Коридоры пусты, как уже оговорено заранее. Антон опять в отгуле. Без лишних свидетелей.
Стук в дверь отозвался эхом в сердце. С того момента пульс не опускался.
– Михаил Степанович, доброе утро, – поздоровалась мама девочки. Ее губы нарисовали очаровательную улыбку. – Я оставила Сергея у дверей здания, мне нужно будет вам кое-что сказать.
– Хорошо, – согласился и
– Здравствуйте, – радостно сказала девочка.
Он, молча, взял папку «14-01(95)» и тетрадь «Карина-02». Ключ повернулся в замке кабинета. В конце коридора в подвал спускалась лестница, нижняя ступенька скрывалась в темноте, снизу поднимался легкий сквозняк. Щелкнул выключатель, глазам открылась лестница, а дальше еще один коридор.
После погружения в нулевой этаж, предстояло пройти еще метров двадцать. Вдоль стен по десять дверей, на каждой висел замок, только одна в самом конце коридора открыта нараспашку. Одновременно маня и отталкивая гостей. Холод шел от труб, растянувшихся под потолком, как паутина толстых и тонких, водопроводных и канализационных, с некоторых словно пот капала вода.
В тишине эхом раздавалось цоканье женских каблучков. Доктор поднял глаза на мать девочки, та немного нарумянилась. Кабинет ждал приближения новых гостей.
– Так, маленькая мисс, ложится на кровать, а большая ждет в коридоре, – скомандовал Михаил Степанович, но потом исправился, – то есть, вас, я попрошу подождать меня в коридоре.
Мать девочки улыбнулся, заметив смущение доктора. Дверь тихо закрылась.
– Сегодня последний день твоих страданий, Кариночка и твоя головка больше не будет тебя донимать. Сегодня ты поправишься, – начал доктор. Девочка лежала спокойно в ожидании чуда.
Изобразив улыбку, она промолчала. В этот день у нее голова не давала покоя с ночи, словно ее пронзали кинжалы, ковбои устроили между собой перестрелку и никто из них ни как не мог попасть в цель. «Скоро это кончится», – эхом отозвались слова в ее голове, и карие глазки закрылись.
– Сейчас тебя укусит комарик, – сказал доктор, натирая ей обратную сторону маленького локтя спиртом.
С ее болезнью и частыми посещениями врачей она знала, что такое укол и знала какой большой комарик и как сильно он кусает.
– Тык. Ну, вот и все, – произнес доктор, стирая спиртовой ваткой капельку крови, – теперь полежи здесь полчасика, и я приду, чтобы рассказать тебя сказку.
Девочка уже спала, и не ответила, когда он погладил ее тонкое плечико.
В коридоре ждала мать. И, кажется, репетировала, что скажет доктору. Она знала, что сказать.
– Михаил Степанович, – начала она с какой-то искренней тревогой в голосе, – дело в том, что я хочу уйти от мужа…
– А я здесь причем? – спросил, не дослушав, доктор, – это ваше дело.
– Я уйду от него после лечения дочери, и заберу ее с собой, я хочу, чтобы он не знал, куда
– Я не могу вмешиваться. Поймите меня.
– Я вас прошу. Вы моя последняя надежда, только вы сможете мне помочь. Я вас умоляю.
Доктор замялся, отвернулся. А потом сказал, медленно поворачиваясь:
– Возможно, я пожалею об этом. Что от меня требуется?
Молодая женщина улыбнулась своей обворожительной улыбкой.
– Поменяйте ее имя в тетради на Алену.
На его лице проявилось недоумение.
– Я вас прошу доктор, – уговаривала она.
– А если я случайно оговорюсь и назову ее старым именем, времени же очень мало, я не успею исправить. И почему про ее отца вы заговорили только сейчас?
Женщина оглянулась по сторонам.
– Не переживайте, пожалуйста, нас могут услышать. Отец любит девочку, но меня он ненавидит, я не хочу, чтобы она помнила его. Пожалуйста, Михаил Степанович. Михаил, я прошу тебя…
– Стоп. Остановитесь.
Доктор положил хрупкой женщине на плечо руку и сказал:
– Я помогу вам. Только, давайте без эмоций.
– Спасибо, я вас еще отблагодарю…
– Мне пора к вашей дочери, потом поговорим, – закончил он, кинув взгляд на часы. Очень быстро пролетает время, когда споришь с женщиной. Теперь доктору добавилась просьба матери.
Только бы не теперь не назвать девочку старым именем (если имена перепутаются, неизвестно к чему это приведет). Но теперь придется скрывать девочку не только от отца, но и от Сергея, получается, он ее видит последний месяц. Мокнет там под дождем и искренне переживает. И он придет в конце дня за ответом, доктору придется соврать.
Михаил встряхнул голову. Поздно рассуждать. Маленький столик, стакан вновь наполнился коньяком. Он на глаз отмерил 50 грамм и проглотил. Крякнул. Пора. Подставил стул, все, как и с Григорием, только пациент на этот раз крохотный. Чего ждать от лекарства, он не знал. Как поведет себя совсем юный мозг.
Эту тетрадь он прочитал на час раньше, чем первую. Девочке оставалось спать еще полтора часа. После этого в ушах у Карины поместились беруши, чтобы в детскую сказку не влезла взрослая реальность. Хотя в тетрадь вписались и моменты ее будущего, взрослого будущего, но только до восемнадцати лет, дальше сама, так они решили с матерью и доктор подумал, что для своей дочери сделает так же.
Мать девочки с нетерпением ждала, когда получит разрешения войти в палату, как ребенок, стоя в очереди за подарком в большой семье. Дверь открылась, ей в лицо ударил резкий запах коньяка.
– Вы что, пьете? – возмутилась молодая женщина. На вид ей не больше двадцати пяти, среднего роста, кареглазая брюнетка, доктору нравились такие, но только нравились – не больше. Любил он жену.
– Отмечаю, – поправил ее, охмелевший Михаил Степанович, – я сделал все, как вы меня просили и ни разу не сбился, представляете? Видимо я сошел с ума, раз пошел ради вас на такой риск…и-и-и-к…